Голд, или Не хуже золота

Хеллер Джозеф

— Постараюсь соответствовать, — пошутил Голд. — Скажи Джерри, пусть не беспокоится о книге. Книги читают очень немногие, а мои — так вообще почти никто. Пусть не сомневается, его имени я там не назову и постараюсь не ссылаться на примеры из его жизни.

— А как насчет моей?

— Господи, я не знаю, Джоанни…

— Тони.

— У меня пять сестер, один брат, трое детей, жена, отец, мачеха, а зятьев, племянников и племянниц так просто не счесть. И обращаясь к какой-нибудь теме, я почти неизбежно касаюсь кого-нибудь из них. Если я это делаю, они недовольны,

если нет, они дуются. Трудность в том, что я должен написать о жизни еврея в Америке, а я даже не знаю, что это такое. С тобой мама когда-нибудь говорила о сексе?

— Мне было всего девять, когда она умерла.

— А отчего она умерла?

— Ей сделали какую-то операцию.

— У нее был рак?

— Не думаю. Спроси у кого-нибудь еще.

— А что у нее было с шеей? Она все время ходила забинтованная, да?

Джоанни не была уверенна. — Я этого не помню. Тебе нужно спросить у кого-нибудь другого. Мы же были младшими. А если хочешь знать мои впечатления о жизни еврея, то я тебе могу сказать. — Голд почувствовал, как холодок пробежал у него по телу. — Жизнь еврея — это сплошные попытки не быть евреем. Мы теперь играем в гольф, пьянствуем, берем уроки тенниса, разводимся, как все нормальные американцы-христиане. Мы ругаемся. Мы потрахиваемся на стороне, изменяем мужьям и женам и громко говорим о делах постельных.

Голд в ужасе отпрянул. — Я не хочу, чтобы ты так со мной говорила, — с легким упреком, почти с мольбой в голосе сказал он. — Я чувствую себя неловко.

— Это часть твоей жизни еврея, — сказала она.

— И много ты потрахиваешься на стороне?

— С тех пор как вышла за Джерри — нет, — ответила она и поддразнила его. — Я делаю кое-что похуже. Я ем свинину.

С САМОГО начала Джулиус Голд настороженно относился к идее кондоминиума. На Голде было пальто и кашне, а еще, когда машина Сида подрулила к тротуару на Манхэттен-Бич, он надел кожаные перчатки. Зимнее пальто на Гарриет было застегнуто на все пуговицы. Вязаную шапочку она натянула на самые уши. Сид нес в руке легкий плащ.

— Бррр — ну и холодина! — сказал Голд.

— Заморозки, — сказала Гарриет. — Погода пошла на холод.

— Я этого не чувствую, — сказал отец Голда безразличным тоном, скрывавшим возмущение. Джулиус Голд был одет в безмятежно-голубой джемпер и легкую летнюю спортивную рубашку. Он трусил по дорожке в вельветовых темно-синих тапочках с золотой монограммой из двух букв на каждом. — Может быть, за домом теплее, — безучастно сказал он.

Молча провел он эту троицу по нижнему этажу на открытое, залитое солнцем крыльцо. В одном направлении открывался прекрасный вид на океан. В другом — был виден Шипсхед-Бей, забитый раскачивающимися у причала рыболовными катерами. Задувавший время от времени морской ветерок был просто живителен.

— Вам принести одеяла? — с изысканной вежливостью предложила мачеха Голда, усаживаясь на скамейку. Она была в плоской соломенной широкополой шляпке с разноцветными помпонами выглядела весело и совершенно сумасшедшей.

Сид откинулся

к спинке шезлонга и блаженно подставил лицо под солнечные лучи. Пора было начинать.

— Город, — сказала Гарриет, элегически прикудахтывая, — с каждым днем становится все грязнее.

— Я этого не заметил, — сказал Джулиус Голд.

— Преступность растет.

— Но не в этом районе, — сказал неунывающий старик. — Меня никто ни разу и пальцем не тронул.

— В метро, — пробубнил Сид. — На улицах.

— Мы там не бываем.

— А как мусор вывозят? — спросил Голд.

— Замечательно, — ответила его мачеха, которая, казалось, держала это про запас именно для него. — Ты, наверно, думаешь, что это я такое все время вяжу? Может быть, я вяжу для тебя плед, чтобы тебе не было холодно в такие деньки.

Голд снял пальто. Гарриет расстегнула свое и сняла шапочку.

— А мы мусора и не замечаем, — дополнил отец Голда. — От нас его мало.

— Мы так мало едим, — сказала Гусси.

— У меня есть сыновья, которые возят меня на ланч, — сказал отец Голда. — И дочери, которые хотят, чтобы я каждый вечер обедал у них.

— Бывает, мы слишком устаем и не можем идти.

— Дай им что-нибудь выпить, — приказал Гусси отец Голда. — Им можешь подать в треснутых стаканах, а мне не смей.

Сид попросил пива. Голд — содовой. Гарриет сказала, что подождет чаю.

— Посмотрите на двух моих сыновей, — проговорил с отвращением Джулиус Голд. — Толстый и тощий. — Голд наслаждался этим комплиментом, но тут его отец добавил: — Ты, идиот, почему бы тебе не пополнеть? Ты похож на сушеный стручок.

Голд, в который раз смирившись с судьбой, издал фаталистический вздох. — Теперь это в моде. Разве ты не знаешь?

— Люди будут думать, что мне нет чем тебя кормить.

— Хоть что-нибудь во мне может оказаться тебе по вкусу?

— Нет.

С почти явственной неохотой Сид сказал:

— Я узнавал об этом кондоминиуме. — Он поднялся, тяжело дыша, и сел в кресло поближе к отцу. — Кажется, это будет неплохое приобретение.

— В Лодердейле?

— В Холландейле.

— Мне нравится Майами-Бич.

— И там тоже есть один неплохой.

— Ну так что? — Старик принялся рыться в кармане в поисках спички, чтобы закурить свою сигару. — Купи его.

— Я имею в виду для тебя.

— Для меня? — По неподдельному удивлению отца можно было подумать, что он слышит об этом предмете впервые. — Что ты лезешь ко мне с кондоминиумами? Найди мне хорошую квартиру в аренду. Как всегда.

— Гораздо разумнее иметь собственный дом, па.

— Собственный дом? — в голосе его отца слышалась издевка. — И сколько же акров участок?

— Тридцать пять тысяч, — сказал Голд.

— И сколько из них будут мои?

— А сколько тебе нужно? Ты что, пшеницу собираешься выращивать?

— Без всяких акров, па, — снова вступил Сид. — Это квартира в доме. Но она будет принадлежать тебе и Гусси. Ты сможешь оставаться во Флориде сколько захочешь. — Сид покрылся испариной вовсе не от солнечных лучей.