Голд, или Не хуже золота
Шрифт:
— Отлично. Одна еще дома.
— Это ужасно, — сказал Ральф. — Позволь мне дать тебе хороший совет, Брюс. Это неофициальное мнение Верховного суда США. За него проголосовали семь против одного при одном воздержавшемся, который был с тяжелого похмелья. Когда разводишься, ни в коем случае не требуй себе права опеки детей или даже их посещения. Пусть они сами просятся к тебе в гости. Иначе они будут думать, что делают тебе одолжение, позволяя проводить с ними время, но ты очень скоро обнаружишь, что никакое это не одолжение.
Возле лифтов Голд больше не мог сдерживать свое любопытство.
— Ральф, — сказал он, нервно
— Работаю, Брюс. А что?
— Мне нужны некоторые гарантии, Ральф, понимаешь? Прежде чем я начну менять свою жизнь, разве я не должен кое-что выяснить?
— Конечно.
— Что у тебя за работа?
— Хорошая, Брюс.
— А что ты делаешь?
— То, что от меня требуется.
— Но какое у тебя положение?
— Я из приближенного кружка, Брюс.
— И поэтому ты не можешь говорить о своей работе?
— Да нет же. Я обо всем могу говорить. Что ты хочешь узнать?
— Ну, на кого ты работаешь?
— На начальство.
— У тебя есть какая-нибудь власть?
— О, да. Большая.
— Над кем?
— Над моими подчиненными. Я могу делать все, что захочу, если получу разрешение от своего начальства. Я сам себе голова. Но, в конечном счете, я не сам себе голова.
— Ну, а какие у меня шансы? — сказал Голд.
— Хорошие, как им и положено.
— Но не лучше? — шутливо спросил Голд.
— Не в настоящий момент.
— Когда мне с тобой связаться?
— Когда я тебе позвоню, — сказал Ральф. — Пью Биддл Коновер может помочь, пока жив, — Ральф прокричал это уже в кабину лифта сквозь закрывающиеся двери.
Спускаясь в лифте Голд грезил о грядущем своем возвышении. Государственный секретарь? Директор ЦРУ? Внутренний голос предупреждал его: Цай ништ наариш [55] . Разве когда-нибудь кто-нибудь, вроде тебя, становился государственным секретарем? А что тут невозможного? — оборвал он сам себя. Это случалось со шмаками и почище меня. Когда он вышел на улицу, у него осталась только одна тревожившая его мысль. Он слишком уж заискивал перед Ральфом.
55
Не будь дураком (идиш).
СЕМЬ лет назад, когда Голд получил стипендию в Фонде сенатора Рассела Би Лонга, а Андреа Коновер была там младшим научным сотрудником, занимавшимся какими-то сложными исследованиями по внутренней экономике, она казалась ему слишком старой. Теперь, когда ей было лет тридцать пять, она идеально для него подходила. Голда больше не привлекали молоденькие девочки. Теперь, когда все были готовы на всё, Голд в качестве любовника не мог предложить ничего, кроме своих средних лет и громкой репутации интеллектуала более чем средней руки. Но Голду и этого хватало. Если уж быть откровенным, то оральный секс никогда не доставлял ему особого удовольствия.
Андреа оказалась выше, чем ему помнилось. Или, может быть, он стал ниже. Она расплатилась за обед и спиртное кредитной карточкой, стыдливо признавшись, что спишет расходы на Комиссию по контролю за расходами правительства. Голд никак не мог понять, что она только в нем нашла. У
— Вы должны научиться побольше думать о себе, — сказал он ей за обедом и на секунду бережно взял ее руку в свою. — В конце концов, если не ты за себя, то кто будет за тебя? — Скромность и предусмотрительность не позволили ему воздать должное за этот афоризм рабби Гиллелю [56] .
Андреа была застенчива и выказывала свое небезразличие к нему, а он не знал, как себя вести с такой женщиной. В такси у подъезда ее кондоминиума он спросил, можно ли ему зайти на рюмку. Она согласилась с явным облегчением, испытывая, казалось, чувство благодарности за этот упреждающий ход. Квартира была большой для одного человека, даже для такого высокого, а неожиданный для него порядок наводил на мысль о ежедневном эффективном вмешательстве горничной. Мебель была ужасна — слишком громоздкая.
56
… воздать должное за этот афоризм рабби Гиллелю. — Рабби Гиллель (около 60 г. до н. э. — около 10 г. н. э.), палестинский раввин, глава синедриона и один из первых толкователей Библии. Гиллелю приписывают множество мудрых пословиц, одна из самых знаменитых — «Если я не за себя, кто будет за меня, а если я только за себя, кто я?»
— Я купила ее вместе с мебелью, — с удовольствием услышал он ее объяснение. Голд счел благоприятным знаком то, что, принеся ему коньяк, она села рядом с ним на диван.
— Весь тот год в Фонде сенатора Рассела Би Лонга, — с некоторой застенчивостью сказала она, пригубив водку из своего стакана, — я думала, что не нравлюсь вам.
— Правда? — сказал Голд. — Вы мне всегда нравились. Мне казалось, что это я вам не нравлюсь.
— Вы мне всегда нравились.
— Вы должны были как-то показать это.
— Я думала, вы меня ненавидите. Я думала, вы меня даже не замечаете.
— Да что вы!
— Правда, доктор Голд…
— Называйте меня Брюс, — прервал он ее.
Она вспыхнула.
— Не уверена, что у меня получится.
— Попробуйте.
— Брюс.
— Ну, видите? — рассмеялся он.
— С вами так хорошо!
— Почему вы думали, что я вас ненавижу?
— Потому что вы знали, что нравитесь мне, — ответила она.
— Я не знал, что нравлюсь вам, — сказал он. — Я думал, это вы меня ненавидите.
Она разволновалась, словно ее обвинили в чем-то низком. — Почему я должна была вас ненавидеть?
— Не знаю, — сказал Голд, и вдруг заметил, что руки его беспокойно двигаются. — Мне нечего было предложить одинокой девушке, вроде вас, такой чуткой и умной, да к тому же с докторской степенью, как и у меня.
— Мне это было все равно, — от души сказала она. — Вы произвели на меня такое впечатление. Не только на меня, на всех. Вы всегда были такой реактивный, умный и сексуально привлекательный.