Голд, или Не хуже золота

Хеллер Джозеф

— Сексуально привлекательный? — Голд был удивлен.

— Конечно. Все девушки так считали.

— Вы и сейчас так считаете? — спросил Голд.

— О, да. — Она снова вспыхнула.

Голд не знал, что ему делать дальше. Он громко рассмеялся и легонько хлопнул ее по плечу, как приятель приятеля, а потом, словно непреднамеренно, провел тыльной стороной ладони по ее щеке, как бы желая рассеять свои шутливые сомнения. Ее реакция удивила его. Она не напряглась и не отпрянула, как он ожидал, она прильнула к его руке и продолжила движение к нему по дивану. Через секунду они целовались. Он расплескал коньяк себе на колени, когда машинально сорвал с себя очки и прижал ее к себе. Ее пальцы ласкали его затылок. А он опять

не знал, что ему делать дальше с такой девушкой. Он трогал губами ее уши и шею, словно в жадных поисках эрогенной зоны. Пустая трата времени, он знал это из опыта. Эрогенные зоны были либо везде, либо нигде; он собирался написать и об этом когда-нибудь, когда ни Белл, ни его дочь не будут шокированы его знанием. Виновато вздрогнув, он понял, что отвлекся, и снова сконцентрировал свое внимание на Андреа. Он все сильнее сжимал ее в объятиях, чтобы компенсировать свое временное отступление, и симулировал нехватку дыхания. Легонько постанывая, он целовал ее глаза и ждал, что что-нибудь случится. Андреа уронила руку ему на колени и ухватилась за его член. И тогда он понял: он получил, что хотел.

ГОЛД проснулся влюбленный и уверовавший в чудеса. Казалось, Андреа ничего не имеет против его тощей груди и жилистых волосатых ног и рук. Он принял душ, а после завтрака, во время которого на нем было лишь желтое полотенце, щегольски повязанное вокруг пояса, начал не торопясь одеваться. Голд приготовил кофе, а Андреа нарезала в сухой завтрак перезревшие бананы. По его предложению она добавила туда изюм. В следующий приезд он привезет ей мельницу для кофе и фунт своего любимого сорта в зернах и французскую керамическую кофеварку. Когда было нужно, Голд умел готовить. Он познакомит ее с овсянкой по-ирландски.

— Ты захочешь увидеть меня еще раз? — спросила она от своего туалетного столика.

— Конечно, — сказал Голд.

— Многие не хотят.

— Многие? — Голд, сидевший на кромке ее кровати, замер, натянув носок только до середины голени.

Она кивнула и чуть порозовела.

— Я не имею в виду тех, что приходят сюда. Я хочу сказать, многие, кто приглашают меня куда-нибудь и обещает позвонить, потом исчезают.

— Почему?

— Не знаю. Ты и правда хочешь увидеть меня еще раз? Я пойму, если нет.

— Я хочу приехать на следующей неделе.

— Ты можешь остановиться здесь, в моей квартире, — сказала она. — Я тебе не буду мешать.

— Я надеялся, что ты это предложишь.

Она была довольна. Он был озадачен. — Я так рада, что нравлюсь тебе, — сказала она ему. — Как я тебе в постели?

— Андреа, ты никогда не должна спрашивать об этом, — наставительно сказал он. Вообще-то в постели она оказалась не очень хороша, но Голд был достаточно мудр и не собирался залезать сейчас в эту банку с червями.

— И я думаю, что влюблена в тебя.

Голд в который раз был поражен числом сногсшибательных высоких женщин, которые влюблялись в мужчин ниже ростом, похожих на него, жадных, эгоистичных и расчетливых. Андреа могла и не знать, что он жаден и расчетлив. Конечно, она может заподозрить, что он ниже её ростом. Объяснения, которые первыми приходили в голову, отнюдь не украшали их обоих. Возможно ли, чтобы человек, знавший себя так, как знал себя он, обладал какими-то привлекательными качествами, о которых и не догадывался? Да, это было возможно, потому что Андреа, которая, как он и думал, и раздетой оказалась выше всех похвал, по всей видимости, была от него в восторге.

В свете утра ее глаза были бледно-лиловыми. У нее были длинные, прямые ноги и маленькие бедра, она была ужасно притягательна, и вся ее красивая, отливавшая золотом плоть великолепно, как показалось ему, контрастировала с его смуглым телом. Ей так понравилась его более темная кожа, волосы у него на груди. Он с видом отмеченного всеми достоинствами собственника смотрел,

как она через голову надевает изящное ситцевое платье, как встряхивает волосами. К донкихотской страсти, которую она в нем вызывала, ее богатство добавляло дополнительный оттенок живости и эротизма. По уродству ничто не может сравниться с ногой, вспомнил Голд слова, сказанные Эрнестом Беккером в «Отрицании смерти» [57] , но ее, обнаженные или обутые, казались ему ничем не примечательными, как и его собственные.

57

…слова, сказанные Эрнестом Беккером в «Отрицании смерти». — Эрнест Беккер — современный американский психотерапевт, автор нескольких книг.

— Когда я была молодой, — размышляла она вслух, примеривая тонкую золотую цепочку, — я хотела быть моделью. Кажется, это желание еще не прошло. Не манекенщицей, а секс-моделью. — Она экономно наносила косметику на губы и глаза. — Я хотела сниматься во всяких соблазнительных видах или позировать голой. А потом, когда стали появляться все эти непристойные газеты и журналы, я захотела стать порно-моделью или сниматься в грязных фильмах. Я, бывало, часами сидела перед зеркалом и тренировалась сосать член. Я хочу сказать, перед камерой. Как эти модели в рекламах косметики. Мне кажется, у меня это уже здорово получалось. Хочешь посмотреть?

— Мне нужно возвращаться в Нью-Йорк, — ответил он абсолютно ровным голосом.

— Нужно всего лишь делать легкие движения ртом.

— У меня в час лекция.

— Дурачок, это всего одна секунда, — сказала Андреа и принялась делать легкие движения ртом над цилиндриком бледной помады. — Ну, что, здорово?

— Да, — сказал Голд. — Здорово.

— Маленькой я была такая глупая, единственное дитя Пью Биддла Коновера, — продолжала Андреа. — Я ничего не знала, пока жила дома. Мне пришлось проучиться в двух частных школах, чтобы подготовиться для колледжа, а потом еще для трех колледжей. В Смите [58] другие девушки все время говорили о сексе, а я ничего не понимала. Помню, я никак не могла сообразить, что за удовольствие — сосать петушка.

58

Смит — привилегированный частный женский колледж в г. Нортгэмптон, штат Массачусетс.

Голд потерял способность двигаться. Меньше чем за два дня в Вашингтоне он, немея от удивления, приучился к множеству неожиданных вещей, число которых, как понимал он теперь, будет все время увеличиваться.

— Могу себе представить, — сказал он, — если этого не понимаешь, то можно удивиться. — Он поправил второй носок и надел туфли.

— Когда я все поняла, — сказала Андреа, — я, конечно, стала себя чувствовать, как рыба в воде. Прошлым летом я была у папы с одним своим новым поклонником, мы сидели у бассейна, и он сделал просто-таки удивительную вещь. Я чистила пятки скребком. А он вдруг встал и сказал, что больше не хочет меня видеть, и уехал, не забрав свои вещи и даже не попрощавшись с папой. Ты не знаешь, почему?

Голд подошел к ней сзади и погладил ее плечи.

— Он был рядом, когда ты скребла пятки?

— Мы были вместе у бассейна.

— Этот скребок производит какие-нибудь звуки?

— Как наждак.

— Может быть, я сделал бы то же самое.

— Я об этом ничего не знаю.

— Я тебе объясню.

Андреа жадно прижала губы к его руке. Голд подумал, в своем ли она уме. — Очень скоро, — сказала она, — если ты все еще будешь хотеть меня видеть…

— Я буду хотеть видеть тебя.