Голд, или Не хуже золота
Шрифт:
— Я тебе не мама, — язвительно напомнила ему Гусси.
— Сид? — сказал Голд.
— Па, сейчас здесь правда становится слишком холодно для тебя и мамы, и слишком влажно.
— Но не здесь, — сказал Джулиус Голд.
— Да о чем ты говоришь? — голос Голда сорвался на крик. — Ты здесь окружен водой. За спиной у тебя залив, а спереди целый океан.
— Мы любим соленый запах моря, — сказала мачеха.
— Здесь сухие холода, — сказал его отец.
— И очень сухая влажность.
— Интересно, почему это он может называть вас мамой, а я нет? — спросил Голд.
— Потому что его я люблю, — ответила его мачеха, не меняя выражения.
— Хорошо
Гусси светилась от торжества. — Подержи-ка это минутку, — сказал она и протянула Голду свои спицы и связанную полоску шерсти. Ему пришлось встать, чтобы выполнить ее просьбу; он вцепился в ее вязание мертвой хваткой, чтобы не дай Бог что-нибудь не упало. — Мне нужна твоя помощь. Ты же видишь, — сказала она, мелодично кудахтая, — у меня еще сумочка. — Она сунула свою соломенную сумочку ему в руки. — Держи.
— И что я должен с этим делать? — спросил Голд.
— Минутка еще не кончилась, — сказала она.
— Опять хорошо отбрила! — сказал его отец.
Моменю [74] , проклинал свою судьбу Голд, он с удовольствием швырнул бы в кого-нибудь чем-нибудь тяжелым, если бы не был связан обязательством держать ее проклятое вязанье. Он решил взять отца испугом:
— У меня теперь для тебя почти не будет времени. Я буду занят в Вашингтоне. А на мне еще преподавательская работа и книги.
74
Мамочка (идиш).
— А мы с Сидом, — присоединилась к Голду Гарриет, — вероятно, уедем надолго отдыхать. Может быть даже во Флориду.
— Остановитесь у меня.
Сид сдержал улыбку.
— Па, у тебя нет места. Поэтому мы сегодня и приехали к тебе — поговорить о кондоминиуме.
— Конечно, я вам сказал — кондоминиум, — согласился старик. — Мы поговорим о нем за обедом.
— За обедом? — Голос Голда снова сорвался. — Мы приехали на ланч.
— Я думал, на ланч мы поедем в какой-нибудь приличный китайский ресторан поблизости; там и пообедаем. Сид, ты им сказал в телефон? Дома я никогда не ел с битой посуды, чтобы эта косоглазая шайка знала, с кем она имеет дело. Что это он стоит там с этой шерстью, как идиот? — спросил он про Голда.
— Ну, минутка, кажется, кончилась, — сказала мачеха Голда и вырвала у него из рук вязанье и сумочку. — Это мое, отдай.
Татеню [75] , подумал Голд и упал в кресло. Он повернулся и бросил отцу вызов:
— Ну, сейчас все твои еврейские праздники, кажется, заканчиваются да? — Старик пришел в смятение от такого нахального вторжения на информационное поле, которым до этого момента владел единолично. — Теперь у тебя ничего не будет до… — Голд вытащил из кармана машинописный листок и нашел нужную строку.
75
Папочка (идиш).
— До Хануки [76] , — поторопился вставить его отец; он повернулся к ним спиной, загораживая что-то от них. — А Ханука будет… только в конце декабря.
Голд бесшумно поднялся и заглянул через плечо отца. Его отец справлялся
— Ты где это взял? — спросил Голд.
— У Тауба из Майами, — сказал его отец. — А ты?
— У Эпштейна из «Монархии и монотеизма». Ты собираешься возвращаться?
76
Ханука — праздник, начало которого по еврейскому лунному календарю выпадает на один из дней между концом ноября и концом декабря. Ханука празднуется в память изгнания из Иерусалима сирийского царя Антиоха (163 г до н. э.) и очищения иерусалимского храма.
— Мы практически собрались. — Голд сел. — Но не раньше больших торжеств, — сообщил его отец; он снова обрел свою неистребимую уверенность в себе, и Голд резко поднялся. — И никаких нет. Чтобы я уехал и нанес оскорбление своим детям? Только не я.
Сид первым оправился от этого новейшего известия.
— Каких торжеств?
— Нашего юбилея, — с воодушевлением заявил старик. — Вы что, все забыли? Гусси и я, мы скоро имеем десятилетний юбилей. И мы не хотим никого обидеть, уехав перед торжествами, которые вы устраиваете.
— А когда это будет? — с вызовом спросил Голд. — В какой день?
Джулиус Голд в замешательстве обратил взор на жену, ища ее помощи. Гусси взволнованно пожала плечами и предпочла промолчать.
— Четырнадцатого ноября, — сказала Белл. — В пятницу.
— Конечно, — сказал Джулиус Голд. — Четырнадцатого ноября, в пятницу. И мы ни за что не хотим пропустить это торжество, правда?
— Даже за всю шерсть Китая, — сказала Гусси Голд.
Добрый ангел Голда посоветовал ему сидеть и помалкивать.
— А что, в Китае много шерсти? — с видом превосходства злобно и язвительно осведомилась Гарриет.
— О, да, — сказала Гусси Голд. — Столько шерсти нет нигде в мире. Они ее импортируют, чтобы одеть свое огромное население. Почти каждый четвертый человек в мире — китаец, хотя, может, многие из них и не похожи на китайцев.
— Эммис? [77] — тихонько и с раздражением буркнул отец Голда, обращаясь к Сиду.
Ответный кивок Сида не доставил ему удовольствия.
77
Верно? (идиш).
— А это означает, — лекторским тоном продолжала мачеха Голда, — что из нас семерых, присутствующих здесь сегодня, почти двое — китайцы, хотя, может быть, мы на них и не похожи.
Тут Сид потряс головой, а Джулиус Голд впился в свою сигару зубами и принялся отчаянно дымить.
— А кто устраивает торжества? — спросила Белл.
— Я еще не решил, — сказал старик, пуская дым. — Может быть, Рози, потому что она близко. Может быть, Эстер, потому что она одна, и у нее есть время. Может быть, Мьюриел, потому что она знает, что мы ее не любим, и если я ей позволю, может, она не будет так завидовать. Может быть, Ида и Ирв, потому что они имеют деньги, хотя и не любят их тратить. Может быть, Сид и Гарриет, потому что у Гарриет всегда такой счастливый вид, когда я приезжаю к ним домой, правда? А где это Ида с Ирвом и Роза с Максом? Я их пригласил. Их почему нет?