Голд, или Не хуже золота
Шрифт:
— С четырьмя сотнями других.
— С женой. А ты там не обедал. Ты хочешь, чтобы албанский народ оставался без политической демократии только потому, что ты получаешь работу в правительстве? Тебе безразлично, что с ними будет?
— Безразлично.
— Я тебя за это уничтожу, — пригрозил ему Либерман. — Я выпущу еще одно воззвание.
— Спокойнее, Либерман, — весело предостерег его Голд. — Давай подходить к делу с холодной головой. Если ты хочешь издавать воззвания, то почему ты выбрал их объектом крохотную Албанию? Направь свои стрелы против России и Китая. Зачем тратить воззвания
— Ты все шутишь, — хмуро пробормотал Либерман. — Но ведь с чего-то нужно начинать. Какая работа будет у тебя в Вашингтоне?
— Даже если бы хотел, все равно не мог бы сказать, — ответил Голд. — Но я уже получил повышение.
— Что, такой крупный пост? — на Либермана это произвело впечатление.
— И секретный.
— Ты даже мне не можешь доверить?
— На моих устах печать.
— Когда мы будем знать?
— Я не могу сказать больше, чем сказал.
— У тебя в Вашингтоне, должно быть, теперь есть влиятельные друзья, да?
— Целая куча. Я был в Белом Доме на встрече с президентом.
— На обеде? — спросил Либерман.
— На бранче, — сказал Голд. — Там были только Ральф и я. Встреча была короткой. У нас у всех куча дел. Меня выбрали писать отчет Комиссии.
— Что ты там напишешь обо мне?
— Ничего, — сказал Голд, — что могло бы тебя обидеть.
— Я тебе предоставлю любую помощь, — предложил Либерман и тут же попросил помощи для себя. — Ты теперь наверняка можешь многое для меня сделать, да?
— Я знал, что ты придешь к этой теме, — сказал Голд. — Но я всегда должен задавать себе вопрос: а отвечает ли это государственным интересам.
— Я думаю, отвечает, — сказал Либерман. — Я ведь все время меняю свою издательскую политику, чтобы оказывать поддержку администрации.
— Я вовсе не уверен, что администрация заметила изменения в твоей издательской политике, — сказал Голд.
— Ты бы мог им сказать. — Либерман схватил его за руку. — Брюс, а как там в Вашингтоне? — Голд рывком высвободил свою руку и начал оттирать жирные пятна и счищать пыль, оставленные на рукаве пальцами Либермана. — Что ты там делаешь?
Голд выдал ему сразу из двух стволов.
— Трахаю девочек, Либерман, — с жаром начал он, не находя в себе сил удержаться от получения этого садистского удовольствия. — Блондиночек, Либерман, самых блондинистых блондиночек, каких ты себе даже представить не можешь. Все они жуткие красавицы. Дочери нефтяных магнатов и акул газетного бизнеса. Лесопромышленников, финансовых воротил, спрутов сталелитейной промышленности. Посмотрел бы ты на них, Либерман, ох, посмотрел бы. Всем им от девятнадцати до двадцати трех, и никогда не бывает больше. Они любят евреев. Ты меня слышишь, Либерман? Они любят евреев. А нас там не так уж и много. Мы там пользуемся большим спросом. Они с ума по нам сходят, Либерман. Ты слушаешь? Ты слышишь? Богатые вдовушки. Они считают, что мы блистательны, динамичны и изобретательны, а не только раздражительны, нервны и невротичны. Они не знают, Либерман, они просто не знают. Ты должен их поиметь пачками, поимей их, пока можешь.
— Возьми меня с собой! — со слезами в голосе выкрикнул Либерман и умоляюще поднял глаза на Голда. — Найди мне работу.
— Не убежден, — холодно сообщил ему Голд, — что правительству
— Моравский еврей, — быстро поправил его Либерман.
— У тебя нет опыта, — сказал Голд. — Извини, мне пора.
— Тогда устрой мне субсидию от ЦРУ. — Преследуя Голда по извивающемуся змеей коридору, Либерман пыхтел, как в приступе грудной жабы.
Голд пронзил его ледяным взглядом. — Тебе не кажется, что ты утратишь целостность личности интеллектуала, если будешь потихоньку брать деньги у правительства?
Услышав этот вопрос, Либерман вновь обрел свой бахвальский тон нравственной непогрешимости.
— Абсолютно нет, — ответил он с вызывающей грубостью и высокомерием. — Нет ничего плохого в том, что я буду брать деньги за поддержку позиций, которые все равно буду отстаивать.
— А какие позиции ты будешь отстаивать?
— Какие мне скажут.
— Прощай, приятель.
— Брюс, — лебезил Либерман, загораживая Голду выход, — почему бы тебе с Белл не прийти как-нибудь ко мне и Софи на обед?
— Потому что я не хочу, — сказал Голд и, едва усевшись на свое место в хвосте самолета, который должен был доставить его в Вашингтон, к Андреа, принялся умело действовать ножницами, карандашом и скотчем, излюбленными инструментами своих научных исследований. У него были вырезки, которые он собирался приклеить к листам бумаги, чтобы потом разложить по папкам. Не прошло и нескольких минут после взлета, а он не без самодовольства рассматривал сооруженную им хитроумную цепочку, состоявшую из трех заголовков с первых страниц разных номеров нью-йоркской Пост.
«Обращение судьи к гражданам штата Юта»
«ПРИСТРЕЛИТЬ ЕГО 17 ЯНВАРЯ!»
«Приговор Гилмору
КАЗНИТЬ!» [91]
«ГИЛМОР МЕРТВ!»
Отсутствовал кульминационный пункт. Он его выдумал.
«Постановление суда:
КАЗНИТЬ ЕГО ЕЩЕ РАЗ!»
К этому он изобретательно добавил расположившиеся на отдельном листе два старых заголовка из нью-йоркской Дейли Ньюс; эти заголовки не имели друг к другу никакого отношения:
91
Приговор Гилмору — казнить! — Гэри Гилмор, преступник, приговоренный судом штата Юта к смертной казни в то время, когда смертная казнь в этом штате была отменена.
«Обращение Форда к гражданам штата Нью-Йорк
ОТКИНУТЬ КОПЫТА!»
И:
«Обращение мэра к мусорщикам
УБРАТЬ ЭТОТ МУСОР!»
Двумя полосками скотча он ловко прилепил эти вырезки на клочок из Нью-Йорк Таймс, который давно носил у себя в бумажнике и боялся потерять:
ЦИТАТА ДНЯ
«Я им сказал, что мне не нравится происходящее. Я им сказал: пусть либо выметают, либо выметаются». Мэр Бим выразил свое недовольство чиновникам санитарной службы в связи с состоянием улиц города.
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
