Голд, или Не хуже золота

Хеллер Джозеф

— Я должен хранить это в тайне.

— Ты все это время работал в Вашингтоне?

— Я там трахал девочек, — ответил Голд с загадочной улыбкой. — Большего я тебе не могу сказать.

— Трахал там девочек, — с вызовом выпалил Либерман. После этого последовала пауза, чреватая рвущейся из Либермана доверительной информацией. — Если я тебе открою одну тайну, — сказал он с несвойственной ему сдержанностью, — то ты мне расскажешь? — Он продолжал лезть со своей исповедью даже после того, как Голд ответил «нет». — Ты обещаешь никому — ни слова?

— Я унесу это, — сказал

Голд, — с собой в могилу.

— У меня тоже были девочки, — сказал Либерман, ерзая от чувства неловкости. — Я отвечал на объявления о сексуальной помощи, которые мы печатаем в конце моего журнала. Я могу проверить самых лучших из них еще до публикации объявлений. Я был просто поражен тем, как это просто и сколько желающих. Я и не думал, что женщинам тоже нравится секс. Конечно, — сказал Либерман, переходя на доверительный шепот, в котором слышались разочарование и извинение, — это не всегда самые красивые девочки в мире.

— Черт возьми, — сказал Голд.

— ЧЕР-РТ возьми! — сказал Голд в ответ на предложение Ральфа выбирать из государственного секретаря, посла при Сент-Джеймсском дворе, генерального прокурора Соединенных Штатов или директора ЦРУ в обмен на его «Мы не общество, или Наша бесплодная соль земли».

— На твоем месте я бы согласился на государственного секретаря.

— Но я же ничего не знаю, — с сомнением в голосе сказал Голд, — и у меня нет опыта.

— Это никогда не имело значения, — сказал Ральф.

Такая возможность казалась вполне вероятной.

— Ральф, я и правда вскоре могу быть назначен государственным секретарем, если решу, что мне это подходит?

— Практически я могу тебе это гарантировать, — сказал Ральф, — хотя полной уверенности у меня нет. Больше, чем это, сейчас я тебе сказать не могу.

— А сенат меня утвердит? — спросил Голд. — Большинству из них я даже не известен.

— Это и дает тебе огромные преимущества, — сказал Ральф. — Как ты красноречиво утверждаешь это в своей статье, Брюс, чем больше мы знаем о кандидате на государственную должность, тем меньше он заслуживает нашей поддержки, а идеальным кандидатом в президенты всегда является человек, о котором никто в стране не знает абсолютно ничего.

— Ральф, — воскликнул Голд, — это была саркастическая шутка, сатирическая игра ума.

— Мы воспринимаем это, — сказал Ральф, посмотрев на Голда укоризненно-мрачным взглядом, — как абсолютную истину и уже учитываем ее в наших планах на будущее. Жаль, что твое имя мелькало в газетах, а то ты бы мог стать нашим следующим кандидатом в президенты. Соглашайся на государственного секретаря, Брюс, по крайней мере пока. Для тебя это будет первой ступенькой.

— А что мне придется делать? — спросил Голд.

— Ничего, — сказал Ральф. — И у тебя будет большой штат помощников. У тебя будет заместитель помощника государственного секретаря с картой, на которой он будет тебе показывать все столицы мира, и еще один, который знает имена ответственных должностных лиц, так что тебе даже не придется обзванивать газеты, чтобы выяснять это. Если ты только не захочешь занять себя

какими-нибудь делами, тогда ты сможешь вмешиваться в любые вопросы, в какие только пожелаешь.

— А смогу я определять политику?

— Сколько угодно.

— Внешнюю политику?

— И внутреннюю тоже. Если у тебя хватит сноровки.

— Сноровки?

— Конечно, — сказал Ральф. — Брюс, ты знаешь президента не хуже, чем его знаю я…

— Я его ни разу не видел, — холодно внес поправку Голд.

Ральф, казалось, был ошеломлен.

— Разве он не был на дне рождения твоей старшей сестры?

— Там был я. А он уехал в Китай.

— Но я водил тебя на встречу с ним в Белый Дом после того, как ты так здорово поработал в комиссии, верно?

— Он в это время прилег вздремнуть.

— Да, пожалуй, тебе придется с ним встретиться по крайней мере раз, прежде чем он объявит о твоем назначении, — сообщил Ральф. — Надеюсь, против этого ты не будешь возражать.

— Думаю, не буду.

— Вообще-то лучшее время перехватить его, это когда он начинает клевать носом и хочет прилечь вздремнуть, — сказал Ральф. — В это время все просто рвутся к нему, и тут нужно быть попроворнее. Этот президент слишком занят, чтобы тратить время на жизненно важные вопросы, к которым он потерял интерес. Хотя мы и подозреваем, — доверительно сказал Ральф, бросив перед тем обеспокоенный взгляд на стену, — что он нередко потихоньку пишет еще одну книгу, когда ему полагается спать. Если ты придешь к нему с предложениями по своей политике, когда у него сна ни в одном глазу, то, может быть, тебе и удастся привлечь его внимание. Тогда и добивайся своего, только дождись, когда у него глаза замутнятся и он начнет зевать. Если ты рядом с ним, когда он задремывает, то ты сможешь получить его санкцию на проведение практически любой политики, какая тебе нравится.

— А если, — сказал Голд, — это плохая политика? Если я ошибся?

— В правительстве, — ответил Ральф, — нет такого понятия как ошибка, потому что на самом деле никто не знает, что будет дальше. Ведь в конечном счете, Брюс, все намеченное не сбывается. Я был бы бесплодной солью земли, если бы не знал этого.

— А если эта политика провалится?

— Провалится так провалится. Идеальных людей не бывает.

— И все же, если она провалится?

— Ну и ничего страшного, — сказал Ральф. — Это случалось и раньше. Но ничего страшного не происходило.

— Ничего страшного?

— Мы ведь по-прежнему живы, верно? — сказал Ральф.

Вежливое безразличие, сквозившее в ответе, произвело на Голда неприятное впечатление и впервые пробудило в нем слабый внутренний протест и желание выйти из игры.

— Ральф, — начал он после минутного раздумья, — в этом есть некоторый цинизм и эгоизм, а я не уверен, что смогу жить с этим.

— Я знаю это чувство совестливости, — ответил Ральф с веселым видом превосходства, — и уверяю тебя, от него не останется и следа, как только ты проработаешь здесь одну-две минуты. — Голд вздохнул свободнее. — Не обманывай себя мыслью о том, что можешь что-нибудь здесь ухудшить. Когда твой приятель Генри Киссинджер…