Голд, или Не хуже золота
Шрифт:
— Не его соль, а наша, — внес поправку Голд.
— Может быть, он захочет внести в туда изменения, Брюс, — предупредил Ральф.
— Туда уже внесены изменения, — проинформировал его Голд. — Эта фраза выброшена из статьи. Вырезана.
— Кем?
— Либерманом, — сказал Голд. — Ему не нравится соль. Он хочет ее выкинуть.
— Соль?
— Он меняет ее на связующее звено. На связующее звено для…
— Связующее звено? — обиженно и удивленно прокричал Ральф. — Что это еще за выражение такое — связующее звено? Он с ума сошел, Брюс. Не позволяй ему погубить статью.
— Он решил, что соль — это слишком сложно.
— Он сам не понимает, что делает, — сказал Ральф. —
— Хочешь поговорить с ним об этом?
— Я с Либерманом ни о чем не буду говорить, — сказал Ральф. — Но пока я здесь, обедать в Белом Доме он больше не будет. Вместо него у нас будешь ты. И тогда мы сможем получить соль, верно? Ты ведь все равно не будешь ею пользоваться.
И тут присущее Голду тактическое чутье заставило его подать голос.
— Там есть и другие места, Ральф, — начал он торговлю. — И я думал об использовании этой статьи в моей книге. На Помроя она произвела сильное впечатление. Наша бесплодная соль земли. Мне бы очень не хотелось это отдавать.
— И я понимаю почему, — сказал Ральф. — Но пусть это получит президент. Ведь он в конечном счете наш единственный президент.
— Для него это может оказаться не таким уж и бесплодным, да? — намекнул Голд.
— Этот президент не любит оставаться в долгу. Может быть, послом при Сент-Джеймсском дворе? Или должность государственного секретаря? Это совсем неплохо, Брюс. Бесплатные поездки и отгулы в любой вечер, когда пожелаешь. Хочешь быть государственным секретарем?
— Я должен подумать, — сказал Голд с хладнокровием, о значительных ресурсах которого в своем организме до этого момента и не подозревал. — А что насчет директора ЦРУ? Мы как-то говорили об этом.
— И это тоже возможно.
— Тоже? Ральф, неужели что-нибудь из этого и правда возможно?
— Не вижу причин, по которым это было бы невозможно, если твоя соль не совсем бесплодна. Ты мог бы справиться с двумя этими работами одновременно?
— Не вижу причин, по которым это было бы невозможно, — сказал Голд. — Я заберу статью у Либермана. И молчание — золото, да?
— Соль, — поправил Ральф и рассмеялся. — И помни — стены имеют уши.
— Знаю, — сказал Голд. — Я с ними разговаривал.
— А я сразу же начинаю сражаться за тебя, если смогу пробить твое назначение. Мы провентилируем государственного секретаря, посла при Сент-Джеймсском дворе [142] , главу НАТО…
— Насчет последнего я не уверен.
— … или директора ЦРУ. Пора тебе получить то, что ты заслужил, Брюс, хотя может быть еще слишком рано.
— Спасибо, Ральф. Ты соль земли.
142
… посла при Сент-Джеймсском дворе. — Сент-Джеймсский двор — название английской королевской резиденции, при которой официально аккредитованы послы иностранных государств.
— Повтори, пожалуйста, еще раз, Брюс.
— ЛИБЕРМАН, мне не нравится связующее звено.
— Соль я не возьму.
— Тогда я забираю статью.
— Ты договорился где-то в другом месте?
— Пусть Господь поразит меня, — сказал Голд, испытывая величайшее удовольствие от условий соглашения, которые он оговаривает с божеством, — если ты когда-нибудь увидишь эту статью в другом журнале.
— Она мне не так уж и нравилась, — ответил Либерман с безобразной непоследовательностью, а Голд с поразительным душевным спокойствием припомнил еще одну причину, по которой Либерман пребывал в настроении угрюмого и мстительного раздражения. Всего лишь две недели назад Либерман с помпой подал заявку на вступление в скучнейшую, умирающую
143
…еще один Вечный жид… напялил на себя галстук-бабочку… — Вечный жид, или Агасфер, — герой средневековых сказаний, обреченный Богом на вечные скитания за то, что не дал Христу отдохнуть по пути на Голгофу. Галстук-бабочка — намек на Генри Киссинджера.
144
Я хочу предпринять что-нибудь в связи с… владельцами калифорнийских виноградников. — Отзвук библейской притчи о хозяине виноградника и работниках (от Матфея, 20:1–15).
— А что случилось с Китаем?
— Там нет демократии, — раздраженно сказал Либерман, — и свободы печати.
— Черт возьми, — с напускным удивлением сказал Голд. — И что же ты надумал?
— Конечно же, манифест от своего имени в форме петиции со списком безоговорочных требований. Я буду настаивать на переменах. Мне надо опереться на имена.
— Можешь рассчитывать на меня. — сказал Голд.
— И специальный выпуск моего журнала, в котором ты и другие выражают мои чувства в двух тысячах слов.
— Сколько ты заплатишь?
— Ничего.
— На меня можешь не рассчитывать.
— Ты хочешь, чтобы девятьсот миллионов китайцев прозябали без политических свобод из-за того, что тебе жалко несколько долларов? Это же треть человечества, — со свирепостью взбешенного фанатика отвечал Либерман.
— Четверть, недоумок. А что насчет коммунизма?
— Я хочу немедленно приостановить его расползание по всему миру. Если необходимо, то и военной мощью.
— Чьей?
— Это я еще не успел додумать, — признался Либерман. — Но я готов сделать людям всего мира предложение, от которого они не в силах будут отказаться, — предпочтительную альтернативу, которая будет ими безусловно принята.
— Что же это за предпочтительная альтернатива?
— Это я тоже еще не додумал.
— А что насчет владельцев виноградников?
— Рабочие бастуют. Традиции нарушены, и потеряно уважение к принципам свободного рынка.
— И что же ты собираешься с этим делать?
Ответ Либермана не заставил себя ждать:
— Требовать правительственных субсидий.
— Рабочим?
— Владельцам. Чтобы помочь им нанести ответный сокрушительный удар по забастовщикам и дать им возможность объединиться и высоко поднять цены для стабилизации свободного рынка.
— В этом я тоже не участвую.
— Вот это-то мне и не нравится в тебе больше всего, — со злобой упрекнул его Либерман. — В чем, по-моему, твой главный недостаток? Ты прочтешь об этом в моей последней автобиографии. Ты всегда боишься недвусмысленно заявить, что принимаешь сторону существующего истэблишмента. Вот по этой причине ты и не можешь ничего добиться в жизни.
— Правда? — сказал Голд и с удовольствием добавил: — А я опять получил повышение.
— До кого? — завистливо спросил Либерман.