Golden Age
Шрифт:
Эдмунд старался занять себя как можно больше, чтобы отвлечься от унылых мыслей и задавить нарастающую в душе тревогу. Вместо этого он ушел с головой в споры с правителем севера, который настаивал на больших поблажках для своей страны. Младшему королю удалось протянуть время до того момента, пока не пришел ответ от Питера и не стало ясно направление, в котором можно было двигаться. До тех пор общение с Освальдом еще больше выматывало его, выводило из себя и озлобляло. Северянин требовал удачных для себя условий и намеревался выбить с этого скандала максимальную выгоду. Противостояние с ним, напряженное и длительное, вытягивало из мальчика последние крохи терпения. Порой ему казалось, что он вот-вот сорвется под давлением грубоватого, сурового оппонента, но нет, держался. Только надолго ли его хватит?..
Свободное время грозило встречу со своими страхами один на один, и поэтому Эдмунд точно одержимый взялся за охоту за ведьмой. Ярости и жара ему подбавляли несколько факторов. Мальчик как никогда мечтал
Мудрый Меар не раз и не два замечал зацикленность Эдмунда. Филин ворчал, все более обеспокоенно, что нельзя так сосредотачиваться на темной, опасной цели, что это чревато последствиями. Мальчик его не слушал. Эта безумная гонка отвлекала его от собственных кошмаров, заглушала голос Джадис, ставший его неизменным спутником. В беготне и скачке Эдмунд практически не слышал его, задавливая и загоняя в самые глубины своей души. Вместо того чтобы прислушиваться к нему, он видел перед собой только одну цель – отыскать ведьму, которая могла прятаться и среди тех, кого он спас с костра. От этой мысли к горлу подступал комок, а кулаки сжимались. Он своими руками мог вытянуть из пламени человека, обладающего страшной силой и жаждой могущества.
Так что, вернувшись в замок очень поздно, король не отправился отдыхать. Первым делом он узнал у Меара, удалось ли тому выкопать что-нибудь новое о задержанных девчонках. Филин качал головой – никаких вестей. Все, что было известно птице, Эдмунд знал и сам. Отправив Меара восвояси, мальчик уселся у камина – он стал излюбленным его местом в комнате, хоть немного теплым и уютным, и задумался. Огонь бросал на его заострившееся от недосыпа лицо пугающие тени, выделял круги под глазами и ожесточенный, усталый взгляд.
О спасенных девочках было известно относительно немного. Да, все трое вытащенных из костра несчастных принадлежали к слабому полу. В сочетании с подозрением, что кто-то из них может обладать колдовским даром, это делало бедолаг излишне похожими на Джадис, что не способствовало выработке у Эдмунда симпатии. Никому из них не было больше двадцати. Король прикрыл глаза, в сотый раз прогоняя в памяти информацию о них и подвергая ее тщательному анализу.
Первую звали Ингрид. Она была самой старшей из спасенных и, надо признать, самой неглубокой. Точно курица-наседка, девица лет семнадцати хлопотала над самой мелкой, ревевшей на казни, и одергивала среднюю. Она всем напоминала эту суетливую птицу, имеющуюся на каждом деревенском дворе: и быстрой манерой речи, и невысокой крепенькой фигурой. Светлые волосы, вечно взъерошенные, казались перьями. История Ингрид не представляла из себя ничего необычного: из семьи бедняков, работала в поле, часто уходила в лес, чтобы подзаработать его дарами. Никто из ее односельчан не мог сказать о девушке ничего плохого, да и сама бы она производила благоприятное впечатление… Если бы не старалась так угодить своему спасителю. Каждую встречу она рассыпалась в море комплиментов и благодарностей за спасение, уверениях в своей невиновности и обещаниях молиться небесам за нарнийских правителей, что так добры и благородны. Эдмунда, относившегося к девочкам с недоверием и большой опаской, это очень резало. Конечно, он король и проявлять к нему почтение естественно, но чтобы настолько… Мальчика это задевало, и девушка ему не нравилась.
Вторая была на вид чуть младше Ингрид. Ее звали Карой. Темные волосы заплетены в длинные толстые косы, но язык был гораздо тоньше и острей. Отношения с этой девицей у Эдмунда не заладились еще на первой встрече после спасения. Король, надо признаться, даже растерялся сперва, когда услышал громкое и дерзкое заявление, что он не может быть нарнийским правителем, что мальчишка не тянет на такой титул! Ничто не заставило Кару извиниться – за нее это сделала Ингрид, а сама виновница только фыркнула. Как выяснилось, эта дерзость была не последствием стресса. Кара была, пожалуй, самой скандальной из троих. Вечно ругалась с хлопотливой и добродушной Ингрид, отстранялась от младшенькой и вообще вела себя так, словно хотела как можно скорее покинуть их общество. Родом она была из бедной деревни. Рано лишилась матери, а отец, по словам односельчан, часто поколачивал вздорную девчонку, из-за чего та убегала в лес прочь от ставшего чужим дома. Правда, часто забегала к травнице по пути, из-за чего разбиралась во всяких корешках и отварах – нередко крестьяне обращались не только к лекарше, но и к ее невольной ученице.
Третья же была той самой девочкой, что рыдала, разбив выдержку короля вдребезги. Ее звали Лив. Она и вовсе не имела родни, росла со старой бабкой, не способной уследить за егозой, убегающей постоянно в лес поиграться и оттого возбудившей против себя подозрения. Ровесница Люси, она очень тяжело восприняла произошедшее и долго, тоскливо плакала. Ингрид пыталась вывести ее из состояния детской истерики, а Кара отошла подальше, предпочтя не вмешиваться. При взгляде на эту малютку у Эдмунда на душе начинали скрести кошки, а когда она немного успокоилась и попыталась его обнять, то ему и вовсе стало тошно. Мальчику не хватило сил оттолкнуть ребенка, едва избежавшего смерти, которого он собственноручно выдернул из огня, но страх и недоверие не позволили ему сблизиться с Лив. Слишком он был убежден, что за внешней маской может скрываться кто угодно. Конечно, разум возражал, что вряд ли девочка скрывает такую тайну, но Маркус ведь объяснил, что ведьма не контролирует свою силу. Если Лив колдунья, она может и не осознавать, что именно творит, какую опасность представляет для окружающих. Младший король старался не думать о том, что будет делать, окажись Лив той самой ведьмой. В первую очередь нужно доподлинно все выяснить, а уже после выносить решение, каким бы жестоким оно ни было. Колдовской дар слишком опасен, он несет зло и смерть – а значит, должен быть уничтожен… Ведь так, да?
Как бы то ни было, четких свидетельств против девочек не находилось. На основании частых отлучек в лес по самым различным причинам можно было записать в колдуньи половину Теребинтии! Однако и подтверждения их невиновности не было, так что Эдмунд не терял бдительности. Ведьма может затаиться в надежде, что ее перестанут искать. Она этого не дождется! Сколько раз король ни встречался с подопечными, он ни на миг не расслаблялся, старался подмечать каждую деталь и своих воинов призывал к этому. Несмотря на отсутствие прямых доказательств, без охраны девочек не оставляли и не спускали с них глаз. Мало ли…
В размышлениях Эдмунд и не заметил, как время перевалило за полночь. Ноги гудели, мальчик страшно вымотался за целый день, проведенный в седле и поисках, да и голова была тяжелой. Однако желания ложиться спать не было. С заметным отвращением младший король Нарнии поглядывал на кровать. С каждой ночью возвращаться туда не хотелось все сильнее, ибо там, в царстве сновидений, возведенные им щиты и баррикады ослабевали. То, что он с таким упорством и яростью загонял вглубь, пробуждалось и властвовало в его снах. Эдмунду снились кошмары, в которых он встречался с худшим из них. С Белой Колдуньей. Ее зеленые глаза заставляли его цепенеть, гипнотизировали, словно он был кроликом перед удавом. Если днем король не позволял себе отвлекаться на страхи и тревоги, то они набирались силы и больнее всего били по ночам. Эти сны не приносили облегчения, и каждое утро мальчик просыпался в ужасе, с бешено бьющимся о ребра сердцем, нисколько не отдохнувшим. Это только подбрасывало дров в костер его отчаяния и одержимости охотой. Загоняя себя до полусмерти, Эдмунд надеялся, что будет спать без сновидений… Но раз за разом убеждался – лучше ему вовсе не ложиться.
Так что младший король остался сидеть у камина, словно огонь мог отогнать призрак Джадис прочь. Совершенно один в пустой комнате, со вьюгой, бушующей за окном, мальчик чувствовал себя таким уязвимым… Жалким слабаком, коим его и называла Колдунья во снах. Каждое ее слово било в цель без промаха. Даже сейчас в ушах звучал ненавистный, насмешливый голос, повторяющий, что будь на его месте Питер, он бы с легкостью отыскал проклятую ведьму. Или же вовсе не подверг Теребинтию такой опасности! Верховный король справился бы куда лучше своего брата, который и в подметки государю не годится. Что он может? Меч едва в руках научился держать, только и умеет, что косячить и навлекать на Нарнию беды. Что в прошлом, что сейчас… От этих мыслей Эдмунду хотелось зажать уши, завыть в полный голос, но ни первое, ни второе не могло заглушить голос Джадис, раздающийся в его голове, пронизывающий каждый его сон. Она била по самому больному, уязвляла, озвучивала страхи, которые король упрямо гнал от себя, задевала за живое и, черт возьми, была права! Тысячу раз права, потому что ему не сравниться с Питером, никогда… Мальчик едва научился обращаться с клинком и бороться со страхом, пока старший брат уже воевал за Нарнию, защищал ее, рискуя жизнью… Боль, обида и отчаяние настолько переполняли душу Эдмунда, что на глаза наворачивались злые слезы. Глотая их, мальчик напоминал себе о том, что именно ему Нарния обязана миром с Тархистаном. Джадис же разбивала эти попытки защититься в пух и прах. Это перемирие временно, скоро все равно разразится война. Младший король оказался не способен на большее, чем отсрочить ее, а государь на его месте смог бы и вовсе ее избежать! А все потому что Эдмунд не достоин занимать свое место, он ничтожество, предатель, продавший родных за сладости и так старающийся сделать вид, что ничего не было, потому что оно было, было и всегда будет с ним…