Голец Тонмэй
Шрифт:
Старец Гургули молча принял из рук хозяина чума дымящуюся трубку, сунул в рот и коротко затянулся. Затем с достоинством вернул обратно. Прожив долгую жизнь, он знал толк в обычаях ламутов. Он понял главное: хозяин встречает их с миром, потому с легким сердцем принял протянутую трубку.
– Мы тоже ламуты. Недавно добрались сюда, – вновь заговорил хозяин.
– Хотелось бы узнать, откуда вы приехали? – тихо проговорил старец Гургули. Он знал в лицо почти всех окрестных ламутов. А эти ему показались незнакомыми. Явно издалека.
– Мы
– Издалека… – Старец понял, что неспроста пришельцы добрались сюда. Он полагал, что после его слов хозяин сам расскажет, почему подались в такую даль. Но тот ничего не пояснил. «Со временем все прояснится само собой, – подумал Гургули. – А с расспросами повременим».
– Сначала познакомимся. – Старик оглянулся на своих. – Вот перед вами моя семья. Куда я, туда и они. Все мои вместе со мной. Меня зовут Кагана. С такими словами, прижав правую ладонь к груди, он слегка склонил голову. Потом кивнул на крепко сбитого парня: – Это мой сын Гидани. У нас все держится на нем. – После этих слов чуть слышно пробормотал: – Дух земли, не обессудь за мои слова. Не думай, будто я хвалю сына. Пойми меня, старого человека, правильно.
Старец Гургули понял хозяина чума: просит прощения у Духа земли, чтобы тот не осудил за похвалу сыну. У ламутов в самом деле не принято при чужих возвышать родных и близких, особенно детей. Это у них не поощряется. По их разумению это может привести к порче или сглазу.
Старик Кагана понял, что гости правильно восприняли его слова. Он продолжил:
– Это мать моих детей Кулума, – хозяин чума тепло глянул на все еще моложавую ламутку. Потом широко улыбнулся, глядя на девушку: – Моя единственная дочь Айсач.
Старец Гургули каждому слову хозяина чума отвечал поклоном седой головы. Так он демонстрировал свое уважение ко всем домочадцам.
– А эти молодые ламуты мои родственники. Вот этого зовут Онаки. – Старец кивком головы указал на лохматого парня. – Рядом с ним его младший брат Нолима. Мои верные помощники… – Кагана улыбнулся.
Он выжидающе посмотрел на гостя. Старец Гургули понял его, тихонько кашлянул в кулак и молвил:
– Меня с рождения нарекли Гургули… – Он поглядел на сына. – Это мой сын Ичээни.
Хозяин кивнул, вновь набил трубку табаком. Зажженную лучинку, поданную ему дочерью Айсач, поднес к головке трубки и затянулся. Вновь, как в первый раз, старательно обтер чубук и протянул трубку Гургули со словами:
– Покури, отец Ичээни, не торопи себя. Кури в свое удовольствие.
Глаза старца Гургули заблестели. Его давно тянуло покурить, но его опередил предупредительный Кагана.
Поговорили о сокжоях. Старец Гургули рассказал, что сюда они добрались на днях и еще не добыли ни одного. Вчера и сегодня пытались найти сокжоев. Но пока похвалиться нечем. Кое-где обнаружили с десяток, но этого мало, не стали их тревожить. И тут наткнулись на незнакомые чумы.
Старец Гургули вынул свою трубку
– У тебя табак крепче, чем у меня. Где берешь? – спросил он.
– Заезжал как-то якут-купец. С ним поторговались.
– С якутами, стало быть, торгуете?
– Бывает. Не так часто, конечно, как хотелось бы.
– Мы с якутами не знаемся. Что за люди? Можно ли с ними иметь дело? – спросил Кагана.
– Что сказать? Редко с ними видимся. Но якуты – большие торговцы. Торгуют многим. Достойные люди. Пока только это могу сказать, – ответил старец Гургули.
– Тебе не кажется, ака [10] , что становится прохладно? – Гякичан, поеживаясь, повернулся к Дэгэлэн Дэги.
– Мне не холодно. Сидим неподвижно, вот и мерзнешь, – тихонько засмеялся Дэгэлэн Дэги.
– Что-то отец с братом задержались. Как зашли в чум, так и не выходят. Почему так? Как думаешь, ака?
10
Ака – старший брат.
– Мне и самому тревожно. Не нравится мне это.
– Это все Ичээни… Это он предложил идти к чужакам… – пробормотал Гякичан.
– Не осуждай брата. Ичээни прав. Прятаться не привык. Лучше сразу понять, кто они, враги или такие же охотники, как мы.
– Что происходит там, внутри чума? – переживал Дэгэлэн Дэги. – Старец нам что говорил? Ты помнишь, Гякичан? – Тот молча покачал головой. – Он сказал так: «Коли мы долго не выходим, возвращайтесь домой, к Гольцу Тонмэю». Разве ты забыл?
Гякичан продолжал пристально вглядываться в чумы.
– Ты чего молчишь, Гякичан? Нам лучше уехать отсюда, как сказал отец.
– Подождем еще немного, ака. Ведь ничего еще не ясно. Может, все нормально…
– Ты правильно говоришь, Гякичан. Пока ничего не понять. Если к врагам угодили, те долго не станут церемониться. Быстро расправятся и по следам найдут нас. Так что, ты прав, Гякичан. Вроде совсем малыш, а рассуждаешь мудрее, чем я… Подождем еще. Убежать всегда успеем.
– Я не убегу, – твердо говорит Гякичан.
– А про наставления отца забыл?..
Гякичан не ответил, только внимательно смотрел, не выйдут ли из чума отец и Ичээни.
Пока мужчины вели неторопливую беседу, женщина постелила оленью шкуру, на нее поставила продолговатый плоский стол, обтянутый рыбьей кожей. Быстро расставила кружки. Дочь аккуратно поставила посередине стола деревянный поднос с кусками вареного мяса. Мать налила в кружки чай. Дочь тут же на плоской жестяной тарелке подала аккуратно нарезанные лепешки.