Голем в Голливуде
Шрифт:
– Может, еще куда-нибудь сходим? – спросила Присцилла. – Вы не голодный?
– Я нормально.
– Вы только поклевали, лопала я. Хотите, угощу вас том ямом? Полный восторг.
– Нет, спасибо. Я не люблю кинзу. Какой-то мыльный вкус. И лимонную траву не люблю.
– Трава-то чем не угодила?
– Будь лимоном или травой. Выбирай.
– Если вы не любите лемонграсс и кинзу, почему мы заказали тайские блюда?
– Вы так пожелали.
– Какой вы галантный.
Джейкоб отсалютовал пивом.
– Вряд ли за год приезжает много американцев, – сказала Нортон. –
– У них существуют выпускные альбомы? – спросил Джейкоб.
– Наверняка. Или что-нибудь в этом роде. Я спрошу Джимми.
– Кто он вам?
– Друг отца. Меня знает с детства.
– Вы здесь выросли.
Нортон кивнула.
– Как оно тут?
– Весело. Пьяные драки со студентами. Клево.
Джейкоб улыбнулся:
– Папа был полицейским?
– Учителем. Преподавал латынь. Такой, знаете, истинный грамматист, который подпевает радио и орет на Эрика Клэптона: «Изволь, Сэлли, – изволь, а не изваляй!» [53] Мама говорит: «Все это чудесно и замечательно, Джон, но, может быть, он хочет, чтобы его изваляли в гусиных перьях». – «Вряд ли песня об этом, Эммалин». «И то», – соглашается мама и прибавляет звук. – Нортон улыбнулась. – Вот такое мое детство, если в двух словах. А у вас?
53
Lay Down, Sally (1977) – песня британского рок-музыканта Эрика Патрика Клэптона (р. 1945), американской вокалистки Марселлы Детройт и американского блюз-рок-гитариста Джорджа Терри с альбома Клэптона Slowhand.
Рассказ лишний раз напомнил, что Джейкоб в детстве многое пропустил.
– Родился и вырос в Лос-Анджелесе. Мама умерла. Она была художницей. Отец раввин, хотя сам себя так не называет.
– У-у, какая редкая родословная.
Джейкоб чуть не излил душу. Так давно не разговаривал с нормальным человеком. С ней он как-то подсобрался. Умница, симпатичная и не дылда.
Нортон откинулась на стуле, готовая слушать.
– С младых ногтей меня приучали искать денежный след, – сказал Джейкоб.
– Вы будете смеяться, но нам не платят суточные.
– Мой шеф специалист по выкручиванию рук.
– А у вас есть особый фонд для ухаживания за местным полицейским составом?
Джейкоб поднял стакан:
– За международные отношения.
Они вернулись в участок и сели за компьютер.
Сайт Студенческого художественного общества известил, что оно ориентировано на тех, кто не специализируется в искусстве, однако ищет возможность выставить свои работы.
Джейкоб читал между строк: художественная школа – клика, а Студенческое общество, этакий кокон внутри университетского кокона, – клуб, где нашли приют эстеты второго эшелона.
– Отец Череда сказал, Реджи хотел заняться изобразительным
– Не потянул.
– Я видел наброски. Он умел рисовать.
– А мне казалось, для получения степени по искусству это не важно.
Джейкоб рассмеялся:
– В любом случае, клуб мелковат для человека с большими художническими амбициями. Может, Реджи искал там общения. У них есть списки бывших членов?
Нортон прокрутила страницу:
– Онлайн нет.
– Штаб-квартира?
– Собрания раз в месяц в комнате отдыха младшекурсников в Крайст-Чёрч.
– Когда следующая встреча?
– Через три недели.
– Блин.
– Погодите, в Бодлианской библиотеке есть архив победителей в конкурсах. Глянем?
Библиотечный охранник направил их в бюро пропусков, располагавшееся в корпусе Кларендон. Там служащий сделал фотокопии бляхи Нортон и паспорта Джейкоба.
– Пожалуйста, заполните формуляр.
Укажите цель использования наших источников.
– Ох, дайте сюда, – сказала Нортон и написала: расследование убийства.
Вздохнув, Джейкоб попросил другой бланк и написал: материалы к диссертации.
– Вы знаете, что вы жуткий зануда?
Через полтора часа волокиты они вышли из древнего лифта, обладая временным пропуском и кодом единицы хранения.
Поскольку в конкурсе участвовали картины и скульптуры, оба ожидали увидеть хранилище или клетку, заставленную ящиками. Однако узким проходом меж стеллажей код хранения подвел их к полке с четырьмя разбухшими альбомами.
Втиснувшись в пустую кабинку, Джейкоб и Нортон склонились над архивом. Присцилла не пользовалась духами, но от нее приятно пахло душистым мылом.
Оксфордское студенческое художественное общество
Призеры 1974–1984 гг.
Поляроидные снимки в мутных пластиковых кармашках представляли произведения, победившие в разных категориях. Почти все чрезвычайно непривлекательные. Каждое сопровождал напыщенный авторский комментарий.
– Отец сказал, что Реджи пришлось оставить работу в Обществе, – проговорил Джейкоб. – А больше никому, похоже, не пришлось.
– Может, папаша соврал, а рисунок где-то припрятал.
– Он же показал другие работы. И что такого, если б я увидел еще одну?
Джейкоб захлопнул первый альбом, открыл второй – «Призеры 1985–1995 гг.» – и пролистал его до конкурса 1986 года.
– Вот что такого, – сказала Нортон.
«Быть безбашенной» представлял голую женщину. Само по себе – ничего особенного. В папках в доме Череца Джейкоб увидел немало обнаженной натуры. Нормально для художника. Давняя чтимая традиция – только ради этого и выбирать художественную стезю.
Каждый художник благоволит к определенной части тела. Реджи облюбовал пышную грудь и трепетно прорисовал все жилки и родинки. Нечего бить тревогу. Женская грудь символизирует материнство, вскармливание, утешение.