Голландское господство в четырех частях света. XVI— XVIII века. Торговые войны в Европе, Индии, Южной Африке и Америке
Шрифт:
хотя не позже чем в 1649 г. бургомистр Амстердама Биккер, который за много лет до этого продал свои доли в WIC на пике их стоимости, сказал о наполовину обанкротившейся компании: «Пусть эти брабантцы и валлоны теперь увидят, какие баронства они собираются извлечь из нее!» Однако внутренние потрясения и неурядицы, которые так сильно способствовали краху Вест-Индской компании, были вызваны не столько отсутствием сотрудничества между кальвинистами и либертарианцами в совете директоров, сколько провинциальной ревностью между Голландией, и особенно Амстердамом, и Зеландией. Что отразилось в памфлетах того времени, столь же многочисленных, сколь и оскорбительных, в адрес WIC, тогда как печатная критика Heeren XVII, то есть VOC, после 1625 г. фактически исчезла на целых 150 лет.
Одна из причин критики, с которой часто обрушивались на служащих обеих компаний оставшиеся дома современники, состояла в том, что служившие в Восточных и Западных Индиях были по большей части людьми низкого происхождения. Такое утверждение бытовало не только в среде язвительных памфлетистов, но и периодически служило темой переписки директоров со своими высокопоставленными представителями в Батавии и Ресифи. Знаменитый исследователь ислама XIX в., Христиан Снук-Хюргронье, обладал прекрасными знаниями этих источников, когда давал характеристику двухсотлетнему пребыванию Ост-Индской компании на Востоке в следующих резких выражениях: «Первый акт нидерландско-индийской трагедии носит название «Компания», и он начинается практически одновременно с XVII веком. Главные действующие лица заслуживают нашего
В следующих главах я надеюсь показать, что такое поспешное суждение не совсем справедливо и что на Восток отправились не только отбросы голландского общества. Однако нельзя отрицать, что обвинение Снук-Хюргронье содержит огромную долю правды. VOC, как и португальская корона до нее и как соперничавшие с ней английские и французские компании, платила – за редким исключением – всем своим служащим такое мизерное жалованье, что они не имели возможности прожить на свое денежное содержание. Таким образом, они были вынуждены прибегать к более или менее нечестным мерам ради того, чтобы заработать на жизнь. Более того, лишения шести- или восьмимесячного путешествия, опасность проживания в тропических странах, когда практически ничего не знали о профилактике и лечении таких смертельно опасных болезней, как малярия, холера, проказа и дизентерия, естественно отпугивали подавляющее большинство людей, которые могли найти какую-либо работу дома, от того, чтобы попытать свою судьбу в Восточных и Западных Индиях. Отвращение голландцев из средней прослойки верхнего и среднего сословий к службе в монополистической торговой компании также помогает объяснить, почему директора редко могли позволить себе производить отбор подчиненных, а были вынуждены обходиться теми, кого могли заполучить. То, что Дэвид Хэнни написал о служащих Британской Ост-Индской компании XVII в., в равной степени применимо к их современникам и конкурентам из VOC: «Нет ничего более распространенного или более абсурдного, чем контраст между обильными заверениями компании, будто она абсолютно уверена в добродетелях господина А., только что назначенного в ту или иную факторию, и гневными обвинениями в возмутительной нечестности в его же адрес, написанными, возможно, в течение года и дня» [26] .
26
Правило года и дня – это общий период времени для установления различий в правовом статусе.
Высшие чины VOC и WIC за границей назначались в основном из представителей средней и низшей прослоек бюргерского сословия с небольшим вкраплением людей из городского патрициата. Обращает на себя внимание отсутствие представителей земельной аристократии. Хендрик Адриан ван Реде тот Дракестейн, владетель Мейдрехта, губернатор Малабара в 1669–1677 гг., являлся одним из немногих исключений. Директора часто находили работу для своих – в основном более бедных – друзей и родственников, готовых попытать счастья в Индиях; но в общем и целом, по приведенным выше причинам, лучшие представители голландских сословий предпочитали искать работу поближе к дому и поступали на службу в этих двух индийских компаниях только в случае крайней нужды. Из чего становится ясным, почему компании нанимали так много иностранцев. Но это также означает, что способным и целеустремленным людям было несложно подняться вверх по служебной лестнице, поскольку в обеих компаниях, несмотря на неизбежное кумовство, в основном работало правило «Carriere ouverte aux talents» – «Карьера открыта для способных». Это доказывают многочисленные примеры людей, поступивших на самую низовую – а порой и черновую – работу и поднявшихся до самых высоких постов. Антони ван Димен, обанкротившийся делец, который поступил на службу солдатом и стал генерал-губернатором Батавии в 1636–1645 гг.; Франсуа Карон, корабельный кок, ставший там же генеральным директором в 1647–1650 гг., – вот только два примера людей, поднявшихся к вершинам власти исключительно благодаря собственным достоинствам и усердию. Двое из наиболее известных генерал-губернаторов Батавии в XVIII в., Якоб Моссел (1750–1761) и Ренье де Клерк (1777–1780), начали свою карьеру с простых матросов на службе Ост-Индской компании.
Вместе с тем скандальная карьера сына правителя Зеландии, Питера Нюйта, заявившего, что «он приехал в Азию не для того, чтобы жрать сено», и получившего от компании 18 тысяч флоринов после того, как его с позором сняли с должности в Батавии за превышение должностных полномочий в Японии и на Формозе (в 1627–1630 гг.), показала, что тем, кто обладал влиятельными семейными связями, все сходило с рук. Возможно, что не было существенной разницы между людьми, поступившими на службу в Ост- или Вест-Индскую компанию, и тем не менее один из многочисленных служащих, который работал на обе компании, в 1655 г. заявил, что старшие чиновники WIC представляли собой сборище «пьяных идиотов», которых родственная компания на Востоке никогда не назначила бы на высокие посты.
И если в общем и целом служащие обеих компаний оставляли желать много лучшего, то все же здесь имелись достойные исключения. Хотя подавляющее большинство голландцев, как и их португальских предшественников, а также их английских и французских конкурентов, отправились на Восток (или Запад), чтобы «потрясти дерево пагоды» [27] , всегда находились те, которых заботили не только деньги. Я не вижу причин сомневаться в искренности признания Якоба ван Нека, что всю свою жизнь ему хотелось посмотреть на чужие страны и что это послужило главным мотивом, приведшим его на Восток. То же самое можно сказать о корабельном хирурге, Николасе де Граффе, который, хотя и находясь в счастливом браке и будучи прекрасно устроенным в родном городе, не смог долго сопротивляться зову морей и тропиков. Возможно, подобные люди встречались относительно редко, но ведь были и такие, кто отправился на Восток единственно за деньгами и, будучи очарованным жизнью или местными жителями, записал свои впечатления для потомков. Вышеприведенные замечания, разумеется, применимы в основном к выходцам из буржуазии, чьи мотивы объяснены в их собственных записях и книгах. Теперь нам нужно рассмотреть более многочисленных, но менее образованных представителей голландского общества, которым приходилось зарабатывать хлеб насущный в поте лица своего.
27
Мифическое дерево, якобы приносящее пагоды, старинные индийские монеты.
Глава 3
Оседлые работники и морские бродяги
Хотя достоверная статистика и другие значимые материалы по незанятости являются недостаточными, из ряда описаний Голландской республики времен золотого века очевидно, что развитие экономики и рост национального благосостояния сопровождался значительным обнищанием многих групп работников, как это случилось позднее в Англии во времена индустриальной революции. Что, несомненно, стало результатом революции цен [28] ,
28
Революция цен – процесс значительного повышения товарных цен вследствие падения стоимости благородных металлов, выполняющих функцию всеобщего эквивалента – денег.
В 1747 г. из 41 561 семьи Амстердама примерно 19 тысяч проживало в убогих подсобных помещениях, подвалах и полуподвалах. До самого конца XVII в. большинство домов в сельской местности и множество в городах были глинобитными или деревянными. Каменные и кирпичные дома являлись редкостью, за исключением жилищ богачей. Разумеется, жилищные условия бедняков в Голландской республике, возможно, были и не хуже, чем в Англии XVIII в., о чем нам напоминает Дж. Г. Пламб: «Дома бедняков представляли собой однокомнатные или двухкомнатные лачуги, часто построенные только из одних досок, с крутой крышей и стоявшие вплотную друг к другу; или они селились в домах богачей, оставленных владельцами ради более здоровых для проживания пригородов – обветшавших, перенаселенных, убогих, грязных и заразных. В большинстве подвалов обитали не только люди, но и их свиньи и домашняя птица, а порой даже лошади и крупный рогатый скот». Говорят, что в первой половине XVII столетия дома в Голландии и Зеландии были в два-три раза лучше, чем во Франции, однако такое лестное сравнение вряд ли может быть правдивым в том, что касается перенаселенных жилищ самых бедных. И тем не менее остается фактом, что по всем меркам простой голландский бюргер со своей женой больше заботились об обустройстве домашнего хозяйства, чем такие же, как они, в любой другой европейской стране. Их жилища могли быть темными и сырыми, но зато выскобленными до блеска, если их обитатели обладали хоть какими-то претензиями на самоуважение.
Голландские богадельни, дома призрения и работные дома вызывали восторг у многих иностранцев, и, похоже, даже душевнобольные содержались в республике значительно лучше, чем в любом другом месте Европы. В частности, Амстердам пользовался заслуженно высокой репутацией за свои благотворительные учреждения, которые в 1685 г. с восторгом описал Джеймс Монсон, которому вторят многие другие современные ему источники. «Ничто так не говорит о склонности голландцев к благотворительности, – написал он, – как их забота об облегчении участи, поддержке и обучении бедняков, поскольку на улицах нигде не увидишь нищих». Сильное впечатление на него произвел weeshuis – детский дом «или больница для бедных детей, особенно сирот, где постоянно пребывало более 500 несчастных, о которых тщательно заботились, учили читать и писать, обучали какому-либо ремеслу и, наконец, давали деньги на обустройство». Также Монсон посетил gasthuis – больницу для бедных, «большую и чистую», где увидел множество бедняков, о которых так хорошо заботились, содержали в такой чистоте и опрятности, что они «почти или совсем не обижаются друг на друга, на тех, кто за ними присматривает или живет вместе с ними… В mannenhuis – мужской больнице опрятно и удобно, однако я считаю, что заведения для пожилых женщин превосходят их все и, возможно, ничем не уступают лучшим из итальянских, хотя и построены из кирпича, а не из камня, как в Милане: однако я уверен, что такую невероятную чистоту и аккуратность, которые можно с восхищением наблюдать во всех их палатах, уличных туалетах и на кухнях (они особенно превосходны и достойны похвалы), не встретишь ни в одной стране или городе из тех, что мне довелось повидать». Это последнее заведение на момент посещения его Джеймсом Монсоном насчитывало более 400 бедных женщин, и он завершил свое описание амстердамских благотворительных учреждений утверждением: «…помимо огромных расходов города и государства на содержание такого числа больниц, есть еще (согласно отчетам) свыше 18 тонн золота, распределяемых каждый год между бедными семьями, что говорит как о благосостоянии города, так и о милосердии его обитателей». У. Карр в своем описании Амстердама 1688 г. утверждает, что благотворительные учреждения этого города ежедневно обеспечивали «кровом и столом» 20 тысяч человек.
Деньги на содержание этих благотворительных учреждений поступали из различных общественных и частных источников, причем последние, по-видимому, составляли большинство. Часть средств изымалась из имущества запрещенной Римско-католической церкви (монастыри и церковные приделы), которые перешли городам и провинциальным штатам или же были переданы для нужд Реформированной церкви. В значительной части финансирование шло из муниципальных и местных налогов, в пределах от колеблющегося налога в пользу бедных до такого дополнительного дохода, как «право на лучшую одежду» покойного для бедняка, которую наследники усопшего обычно выкупали за наличные. В некоторых местах сиротские приюты имели эксклюзивное право на производство гробов, в других на бедняков отчислялось каждое восьмидесятое пенни с продажи недвижимости. Ост-Индская компания также платила налог на бедных, каждое тысячное пенни со всей торговли, что ежегодно составляло огромную сумму. Такие общественные и муниципальные отчисления дополнялись щедрыми частными пожертвованиями и наследствами. Живший в 1740 г. в Гааге англичанин подтвердил, что «в пользу бедных ежегодно собирается более 100 тысяч флоринов (10 тысяч фунтов стерлингов) – в церквях и по домам, что значительно превышает фиксированные налоги, наследства и поступления из городской казны». Веком ранее Луи де Тир, известный промышленник и предприниматель, жертвовал на бедных по 200 флоринов в год за каждого из своих детей, а их у него было шестнадцать. Точно так же адмирал М. де Рейтер постоянно жертвовал на бедных после каждого возвращения из плавания, а старея и становясь богаче, только увеличивал свои взносы. Подобная щедрая частная благотворительность являлась еще более похвальной, поскольку ортодоксальный кальвинист не мог надеяться на спасение души через добрые дела. Состоятельные бюргеры, как мужчины, так и женщины, часто участвовали в комитетах, руководивших этими благотворительными организациями, и порой отмечалось, что те, которыми руководили женщины, оказывались лучше, чем управлявшиеся мужчинами. Однако не исключено, что готовность участвовать в работе таких комитетов не была лишена интересов престижа – если судить по частоте, с которой такие комитеты заказывали свои групповые портреты.