Голод
Шрифт:
Факел махнул рукой. Мол, да не вопрос. Ему человека унести, что мне – винтовку. Пока я одевался, Факел всё-таки умыл лицо в реке и взвалил бородатого на плечо. Я окинул взглядом берег, не забыли ли чего, и мы вновь двинулись в сторону лесопилки.
На этот раз добрели без приключений. Наша лошадка спокойно объедала двор. Два мертвеца лежали рядком у лесопилки. Уронив рядом бородатого, Факел тщательно обыскал тех двоих. Ничего интересного он не нашел.
Разве что татуировки у обоих, да и те – мелкие и даже не бесовские. Так, орнамент какой-то. У одного на плече, а у другого, пардон, на заднице.
– Итак, - сказал Факел, обводя сарай широким жестом: - Где-то здесь у них что-то спрятано.
Мы всё перерыли. Буквально. Даже дерн на заднем дворике сняли. Последний раз я так упахивался, когда мы всем полком в срочном порядке три линии окопов в чистом поле рыли.
Единственное, про привлекло наше внимание – пара толстых брусьев в траве за сараем. Они были напилены в профиль не квадратом, как обычно, а пятиугольником, однако за каким лешим культистам понадобилась эта художественная резьба по дереву, мы так и не поняли. Факел сказал, что никогда такого раньше не видел. Брусья мы тщательно измерили, зарисовали и сожгли.
Глава 2
С татуировками картина вырисовывалась сложная. По словам Факела, считалось, будто бы в обязательном порядке их наносили себе только одержимые. Мол, это как печать на договоре с нечистью.
– Когда он так лихо сиганул через забор, я сразу про одержимого подумал, - сказал мне Факел.
Я с сомнением посмотрел на бородатого. Если не считать татуировки на груди, он ничем не отличался от нормального человека. Мне доводилось встречать одержимых. Они, действительно, шустрики еще те, но обычно все какие-то изломанные, словно бы это и не человек вовсе, а какая-то пародия на него.
– Не похож он на одержимого, - ответил я.
Однако инквизитор заверил меня, что мы попросту застали бородатого, так сказать, в самом начале пути. А вот если бы я его не застрелил, он бы потом о-го-го как развернулся. Ну, может и так.
А быть может, бородатый был просто очень шустрым культистом. Они тоже часто носили татуировки, причем нередко такие же, как и у одержимых. Видать, мечтали ими стать. Инквизиция, разумеется, об этом знала, и высматривала всех с такой отметиной. Поэтому те культисты, которые шпионили по нашим тылам, татуировок не носили, а те, у которых они уже были, могли и избавиться от них. Иногда вместе с конечностью, на которой эта татуировка была. Так им, кстати, проще было сойти за беженца.
Кроме того, татуировки были еще и у простых людей – от наших бравых морячков до тех же беженцев, которые верили в них как в обереги, и потому сам по себе рисунок на теле, если только он не был откровенно бесовский, всё равно ничего толком не доказывал.
– И тем не менее, на заметку мы таких людей должны брать, - сказал Факел.
Инквизитор тщательно зарисовал карандашом в свой блокнотик татуировки двух подельников бородатого и добавил, что людей с таким орнаментом можно брать сразу. В смысле, уже не на заметку, а сразу арестовывать. У него, кстати, подборка орнаментов в блокнотике была богатая, и рядом с каждым подписано, где и с кого
Когда Факел закончил, мы погрузили тела на бричку и двинулись в обратный путь. Я подстелил под трупы рогожку, которую нашел тут же, на лесопилке, но в одном месте мы обивку всё же кровью уляпали. Потом тощий господинчик нам за это со всей вежливостью предъявил.
Однако первым делом мы навестили беженцев. Как сказал Факел:
– Бедновато наши покойнички выглядят. Могли и с ними прийти.
Здешние беженцы встали лагерем в поле за городской стеной. В город их, как водится, не пустили, но хоть не прогнали прочь – и то ладно. При нападении у них оставался шанс убежать за стены. Своей-то ограды вокруг лагеря они не построили.
Сам лагерь состоял из повозок с тентами, просто тентов, палаток и соломенных навесов. В самом центре возвышалась деревянная церквушка. На первый взгляд, уж прости, Господи, сарай-сараем, с крошечными квадратными окошечками и прохудившейся крышей. Из нее вверх торчала серая каменная башня, увенчанная колокольней с православным крестом наверху.
Населяли лагерь худые люди в потертой, а кое у кого и в откровенно драной одежонке. Многие были босиком. Долгая дорога вообще сурово обходилась с одеждой и обувью, особенно если те не были приспособлены к путешествиям. На одном старичке я едва признал бывший смокинг. Сейчас так назвать эти обноски даже язык не повернулся бы.
Татуировок я ни на ком не приметил, но, понятное дело, если у кого они и были, так те не лезли нам на глаза. Татуированных бродяг инквизиция хватала сразу и отправляла на дознание. Разумеется, там умели отделять зерна от плевел и невиновных отпускали, но, как по случаю неохотно признал Факел, при избытке рвения у них и ворона признается, что она перекрашенный крокодил.
Вечерело. На широких площадках между палатками горели костры. Над каждым огнем громоздился целый ворох разнокалиберных кастрюлек, чайничков и тому подобной утвари.
– Не дружно живут, - тихо заметил Факел, пока мы шли меж палаток. – Не с одного котла питаются.
Лошадку он вел под уздцы, а та по-прежнему тянула за собой бричку. Земля под ногами, несмотря на недавние дожди, была твердой. Утоптали.
– Похоже на то, - отозвался я.
Нам бы с ним, кстати, тоже не помешало пристроиться к какому-нибудь котлу. Мы, всё-таки, провели весь день на ногах. В вещмешке у меня валялась жестянка с тушенкой и пачка сухарей, но на двоих там только облизнуться, да и вообще это был наш неприкосновенный запас на самый черный день.
Увы, гостеприимством тут не пахло. Пахло страхом. При нашем приближении люди отводили глаза и торопливо убирались с дороги. Я, в общем-то, никакой другой реакции на двух инквизиторов с грузом покойников и не ожидал, а вот Факел заметно хмурился. Опять, стало быть, чего-то усматривал. И чем мрачнее он выглядел, тем испуганнее выглядели люди вокруг. Что, опять же, не удивительно, но если он своей хмурой физиономией всех распугает, кто нам покойничков опознает?
Я чуть прибавил шагу, выходя вперед, к костру. Беженцы поспешно расступились, не сводя одного глаза со своей посуды. Я вскинул руку и громко произнес: