Голод
Шрифт:
Немедля сдав ангела куда положено, купец получил разрешение переехать в полярные города и, как поведал староста, рванул туда пулей, даже не потрудившись распродать имущество. Василий Никанорович сказал это с заметной долей осуждения. Он, полагал, что купцу следовало бы вместо этого употребить благорасположение начальства на нужды родного города.
Вся штука в том, что у того, кто нашел ангела, было право обменять свой билет в безопасные края на нечто равноценное – а цена такому билету была очень велика! – и в Дубровнике хватало тех, кому действительно был нужна помощь такого калибра. Сдается
Как бы то ни было, после него остался особняк с обстановкой. Дом перешел в собственность города. Староста подумывал устроить там гостиницу, да только приличных постояльцев на горизонте практически не наблюдалось. Одни беженцы. Профессор Леданков оказался единственным исключением, ему весь дом в аренду и сдали.
На стук в дверь вышел плечистый мужчина, который больше походил на вышибалу, чем на профессора. Первое впечатление оказалось верным. Мужчина отрекомендовался Павлом Воробьевым, бывшим полицейским, а ныне – телохранителем профессора. Он определенно был настроен отшить нас прямо с порога, но с инквизицией при исполнении не больно-то поспоришь, а у нас в документах значилось, что мы при исполнении.
– Телохранитель – это очень хорошо, - сказал Факел. – Мы, Павел, как раз по твоей части пришли.
– Так, может, и не будем беспокоить профессора? – сразу предложил Павел. – Пройдемте ко мне. Побеседуем, так сказать, с глазу на глаз.
– Да нет, профессора придется побеспокоить, - возразил Факел, но прозвучало это у него скорее с легким сожалением, чем с обычным его напором; мол, не обессудь, служба такая. – Но ты прав, побеседовать нам найдется о чем. И лучше не откладывать это в долгий ящик.
Павел нехотя пригласил нас войти. Я ненадолго задержался на крыльце. Ощущение, будто кто-то буравил меня взглядом, отдалось неприятным холодком по спине. Я бросил взгляд по улице.
Дома стояли плотно, но кое-где меж ними протискивались вглубь боковые улочки. Там в тенях можно было укрыть дюжину соглядатаев. Окна в ближайших домах были по большей части зашторены. Покатые крыши, на мой взгляд, были не слишком удобны для наблюдателя, но широкие трубы из кирпича могли послужить хорошим укрытием.
Павел глянул на меня, потом – по сторонам.
– Что-то не так? – спросил он.
Я пожал плечами, и вошел внутрь. Прежде, чем закрыть дверь, Павел еще раз окинул улицу внимательным взглядом.
– Вам не показалось, что за домом следят? – спросил я, пока мы шли по коридору.
Павел тотчас бросил на меня внимательный взгляд. Небось, среагировал на обращение от инквизитора на "вы", но потом вспомнил, что у меня в документах значилось "прикомандированный" и слегка расслабился. На мой вопрос он уверенно ответил, что нет. Отслужив лет десять в полиции и частном сыске, он знал все приемы соглядатаев, как он сам выразился, назубок.
– Соседи любопытствовали, - говорил Павел. – Особенно поначалу. Беженцы несколько раз залезть пытались. Но эти не к профессору, они нас обокрасть пытались. Был бы прежний владелец, к нему бы точно так же влезли. А так, чтобы наблюдение за домом установить – такого точно не было. За это ручаюсь.
Проходя мимо окна, он машинально выглянул на улицу, и потопал дальше.
–
– Да он не выходит никуда, - ответил Павел, и махнул рукой. – Самое дальнее путешествие – на балкон чаю попить. А так, сидит себе в кабинете с утра до ночи, а моя задача – чтоб его никто там не беспокоил. Ему на работе сосредоточиться надо. Понимаете?
– Понимаем, - ответил я. – Но и мы ведь не на чай заглянули.
Хотя от чаю бы тоже не отказались. Факел изобразил подтверждающий мои слова кивок, солидный и уверенный.
– Да уж надо думать, - отозвался Павел. – Сюда, господа.
Мы вышли в просторный холл. Тот был залит ярким светом. По углам горели газовые фонари. В Петрозаводске все приличные дома уже освещались электричеством, но мне, по правде говоря, газовые лампы нравились больше. Их свет был ближе к солнечному.
Из холла на второй этаж вели две изогнутые лестницы. Меж ними над холлом нависал балкон. Справа от него над холлом был перекинут широкий переход с резными перилами, который вел на точно такой же балкон, но уже снаружи. Под тем балконом раскинулся сад. Под этим стоял широкий стол с овальной столешницей, накрытый белоснежной скатертью. За таким столом могла бы отужинать добрая дюжина человек.
– Из сыщиков – в телохранители, - неспешно произнес Факел. – Мне представлялось, Павел, что это, в определенной степени, понижение.
Наш провожатый развел руками.
– Это точно понижение, господин инквизитор, - спокойно произнес он. – Не угодил начальству, вот меня и задвинули. Но зато тут я сам себе начальство. Покажу себя, так, может, еще и в начальники охраны выбьюсь, - последняя фраза прозвучала как: я им всем покажу! Павел тотчас смутился и указал на ближайшую лестницу, уже спокойно добавив: - Кабинет профессора наверху.
На внутренний балкон выходила массивная двустворчатая дверь из лакированного дерева. Из холла была отлично видна и она сама, и все подходы к ней.
– Что ж, шанс показать себя у тебя точно будет, - сказал Факел.
– Бесы? – спросил Павел.
– Пока культисты, - ответил Факел. – Но с ними будут одержимые.
– Могут быть, - уточнил я.
Не хотел раньше времени пугать человека, однако в глазах Павла я прочел не тревогу, а предвкушение. Этим мне он сразу напомнил давешних штурмовиков в Нарве. Хотя вроде не мальчик уже. Те штурмовики, кстати, все погибли. За одним исключением, где вовремя включился инстинкт самосохранения. То есть, ему, конечно, не помешало бы включиться немного раньше, но это же штурмовики. У них оный инстинкт вообще по уставу не положен. А этот-то – пусть и бывший, но всё же сыщик. Голова должна работать.
– И сколько их будет? – спокойно уточнил Павел.
Факел пожал плечами. Баллоны за его спиной чуть приподнялись и опустились в такт этому движению.
– Что ж, посчитаем по факту, - сказал Павел. – А почему они на профессора ополчились, если не секрет?
– Не секрет, - ответил Факел. – Но мы сами пока не знаем. За тем и пришли.
Павел нахмурился и покачал головой.
– Увы, тут я знаю не больше вашего, - он хмуро посмотрел наверх и добавил: - Только вы извините, я вначале о вас доложу.