Голодные игры
Шрифт:
Квадриги выстраиваются на Круглой площади, и на возвышающуюся над всеми нами трибуну выходит президент Чак Ширли. Я почти не вслушиваюсь в его речь; повернувшись, я впитываю глазами белоснежную пару. Их колесница тоже цвета лебяжьего пуха, запряженная четверкой белых лошадей. Словно на площадь вывалили целый сугроб — вот на что это похоже. Джо смотрит на меня в упор и дергает Дина за рукав, наполовину скрытый под декоративным доспехом. Но тот не шевелится — задрав подбородок, он внимает приветствию президента.
У меня в животе поселяется
========== Часть 3 ==========
Этот день был тяжелым, нет, выматывающим, и когда нас высаживают у одного из небоскребов Тренировочного центра, все, чего мне хочется, — это доползти до своей комнаты, рухнуть в кровать и заснуть. Но нельзя: я должен поговорить с Джесс. Нужно сказать ей правду.
Во время ужина Кроули не затыкается, Джессика что-то вежливо щебечет в ответ, а Кас то и дело вставляет остроумные ремарки, не забывая, впрочем, опустошать любые сосуды со спиртным в пределах досягаемости. Я молча ем, почти не чувствуя вкуса, хотя многие блюда вижу впервые в жизни и даже не понимаю, из чего они состоят.
— Вы уже понравились публике, — говорит Кроули, когда подают десерт, и я понимаю, что пустая болтовня закончилась. — Теперь покажите себя на тренировках и демонстрации — и спонсоры у вас в кармане. — Он ненадолго задумывается. — И постарайтесь донести до зрителей свои чувства друг к другу, когда будете давать интервью Цезарю Фликермену.
Я хмыкаю.
— Мне кажется, или вы сейчас отнимаете хлеб у Кас… тиэля? Разве не он должен нам все это рассказывать?
Кас хрипло хохочет.
— Зачем лишний раз напрягаться, когда есть он? — он тычет пальцем в сторону Кроули; тот брезгливо отодвигается. — Всегда такой услужливый… и такой невезучий. За время его работы ни один трибут из Дистрикта-4 не продержался дольше двух дней.
Я слышу в его голосе все эти смерти, больше десятка детей, которые так и не вернулись домой, и перевожу взгляд на Кроули. На его лице лишь досада и ничего больше. Ему все равно, что стало с трибутами, его гложет, что карьера не удалась. Когда я это осознаю, становится проще — Кроули не станет оплакивать нас, если мы проиграем, но сделает все, чтобы один из нас выиграл. Скорее всего я. С этим можно работать.
Ужин заканчивается в тишине, а потом я зову Джесс на балкон. Когда-то Бобби подробно описал мне апартаменты Центра, указав слепые пятна, куда не достают вездесущие камеры. Балкон — одно из таких мест. Опоясывающее здание поле, созданное, чтобы кто-нибудь особо отчаявшийся не расплескал мозги по асфальту, глушит почти любой сигнал рядом с собой, и обойти это невозможно.
Джессика склоняется над ограждением, опуская локти на перила.
— Тут все такое… яркое, — говорит она, оборачиваясь и смотря на меня поверх плеча.
— Мне нужно кое-что тебе сказать. —
Джесс вопросительно задирает брови.
— Тот «рыцарь» из первого дистрикта… — Я мнусь, а потом выпаливаю: — Это мой старший брат.
Глаза Джесс комично распахиваются, рот округляется; теперь она стоит, выпрямившись, полностью развернувшись ко мне.
— Не может быть!
— Может, — вздыхаю я. — Он специально вызвался добровольцем. Он профи, Джесс. Как и я. И он тоже из Сопротивления, как и твой отец.
Джессика так долго молчит, что я начинаю сомневаться, слышала ли она вообще что-нибудь.
Наконец она вымученно улыбается, печально кривя губы на побледневшем лице.
— Тогда мои шансы выжить падают до нуля.
— Почему?
Теперь Джессика злится — ее щеки заливает румянец, руки сжимаются в кулаки.
— Да потому что! Вот скажи мне, кого ты выберешь, если придется выбирать, — меня или брата?
Она не должна, не должна спрашивать такое! Потому что я сам не знаю. И боюсь узнать ответ.
— Дело не в этом, — выдавливаю я сквозь зубы. — Неважно, кого предпочел бы я, важно, что предпочтет Дин. Он запросто может убить всех нас, вопрос — захочет ли. Понимаешь?
Джесс хмурит брови, но затем кивает.
— И что нам делать?
— Держись ближе ко мне и не давай никому себя запугать. И не верь никому, кроме меня.
— Обещаю.
Джессика резко пересекает балкон, в долю секунды сокращая расстояние между нами, обвивает руками мою шею и крепко меня целует. Так мы и вваливаемся внутрь, не обращая никакого внимания на окружающее. Завтра первый день наших тренировок, а сегодня… сегодня я буду заниматься любовью со своей девушкой.
Джесс медленно стягивает с моих плеч рубашку, пока я вожусь с молнией ее платья, пристроив голову ей на плечо и покрывая легкими поцелуями ее ключицу и шею, прихватывая губами кожу и лаская мочку уха. Джесс тихо вздыхает и склоняет голову набок, чтобы мне было удобнее. Хорошо, что она такая высокая и мне не приходится нагибаться. Наконец молния расходится, и я цепляю легкую ткань, которая с шелестом скользит на пол, оставляя Джесс в одном нижнем белье.
Я отступаю на шаг, чтобы полюбоваться. Она такая красивая, что у меня от нежности перехватывает дыхание.
— Ну что ты так смотришь? — Джесс смущенно улыбается и заводит руки за спину, чтобы расстегнуть лифчик.
— Как я смотрю? — хрипло спрашиваю я, чтобы отвлечься от резко ставших тесными брюк. Я торопливо расстегиваю пуговицу и спускаю их с бедер.
Джесс тихонько смеется.
Я опускаю глаза и понимаю, что совсем забыл про обувь, так что следующие несколько минут я сражаюсь с ботинками и носками. Главное — не забывать снять носки, так учил меня Дин, потому что нет существа более комичного, чем мужчина в трусах и носках. Разве что если носки с подтяжками, но такое я видел только на картинках.