Голос дороги
Шрифт:
Тропинка петляла, и, повернув в очередной раз, Грэм увидел впереди три темных силуэта всадников. Один из них был Роджер — он не успел уехать далеко. Два других силуэта, кажется, были женские. Грэм с досадой подумал, что, вероятно, это и есть гостьи княгини, собравшиеся ехать домой. Он хотел было развернуться и добраться до дома другим путем, но его уже заметили. Одна из женщин помахала рукой, а Роджер развернул коня так, чтобы видеть одновременно и собеседниц, и Грэма. Грэм тяжко вздохнул, досадуя на себя, что никак не может пренебречь
Одной из всадниц оказалась Гата, она и махала брату рукой. Ее спутница была довольно высокая, статная девушка лет двадцати трех в темно-лиловой амазонке. Она очень прямо держалась в седле, от нее ощутимо веяло аристократизмом, а за спиной словно выстроились ряды давно усопших благородных предков. Вместе с тем во всем ее облике не было никакого высокомерия. Голову ее покрывал легкий шарф, из-под него ниспадали каштановые блестящие, очень длинные локоны. Ее лицо, приятное и оживленное, понравилось Грэму, несмотря на мелкие и не очень правильные черты. Самой заметной частью ее бледного и маленького личика были глаза, темно-зеленые и удивительно лучистые, и эти глаза сейчас были направлены на Грэма.
Грэм не любил, когда его так беззастенчиво рассматривают. Он почтительно поклонился и собрался молча проехать мимо, но Гата остановила его.
— Куда ты торопишься, Грэм? Подожди минутку. Камилла, это мой брат, Грэм, — повернулась она к зеленоглазой. — Помнишь его?
— Конечно, помню, — мелодичным нежным голосом ответила Камилла, не сводя с Грэма своих дивных глаз. — И очень рада, что мы снова встретились.
Она улыбнулась и протянула Грэму руку, затянутую в атлас перчаток. Тому не оставалось ничего, кроме как поцеловать кончики пальцев и сказать:
— Очень приятно видеть вас, сударыня.
По тону его голоса едва ли можно было сказать, что ему впрямь приятно. Больше всего на свете ему хотелось оказаться подальше отсюда; только недавно он избавился от Марьяны с ее влюбленным взглядом, и вот на него почти с таким же выражением смотрит другая девушка, которая, если верить Гате, когда-то давно была влюблена в него.
Камилла рассмеялась.
— Зачем же так официально? Зовите меня Камиллой… как раньше.
Вот как, подумал Грэм, оказывается, мы с ней успели дойти до такой фамильярности? Безымянный, и почему же я ничего не помню?.. Куда я смотрел?
Было видно, что Камилла не прочь поболтать, но Грэму не очень хотелось заводить светские беседы, пусть даже с такой очаровательной девушкой. Все его мысли были направлены на то, чтобы поскорее сбежать, и он сказал:
— Прошу простить меня, дамы, но мы с другом проделали сегодня долгий путь и несколько устали.
— О, как жаль! — воскликнула Камилла, заметно огорчившись. — Я так надеялась побеседовать с вами! Но, конечно, если вы устали, не смею вас задерживать. Надеюсь на днях увидеть вас у меня в доме. Тогда мы сможем
Однако! подумал Грэм.
— Боюсь, — сказал он довольно сухо, — что не смогу принять ваше приглашение, хотя и благодарен. Я намерен уехать, возможно, уже завтра или послезавтра.
Теперь огорчилась не только Камилла, но и Гата.
— Так быстро! — сказала она расстроено. — Я думала, ты задержишься хотя бы на неделю…
— Извини, Гата, но едва ли это возможно.
— Да, конечно… Ну что ж, Грэм, вы с Роджером езжайте. Я скоро вернусь, только провожу немного Камиллу. Кстати, если будете искать вашу подругу, посмотрите в детской. Когда мы уезжали, она была там, с Катриной и Морганом.
Услышав имя «Морган», Грэм вздрогнул, но тут же сообразил, что так, вероятно, зовут маленького сынишку Нинели. Больше некому было носить это громкое имя в старом, почти опустевшем доме.
— До свидания, — опечалено сказала Камилла, снова протягивая руку сначала Грэму, который в этот раз ограничился пожатием, а затем — немного поколебавшись — Роджеру. Тот, храня убийственно серьезное выражение лица, поцеловал ей пальцы. — Надеюсь все же, что эта встреча не будет последней, и мы еще увидимся.
Хорошие манеры требовали ответить в том же духе, что-нибудь утешительное и неопределенное, но Грэм только поклонился, чувствуя себя утомленным всеми этими светскими экивоками, и тронул лошадь. Роджер направился за ним. Девушки еще немного постояли на месте, глядя им вслед, а потом продолжили свой путь.
— Так это и есть Камилла? — спросил Роджер, едва они отъехали достаточно далеко, чтобы их разговор не был слышен.
— Да.
— И впрямь, похоже, что она строила тебе глазки. Да и сейчас вовсю этим занимается.
— Это ее трудности.
— Суров ты с девушками, — усмехнулся Роджер. — Удивительно, что они все равно так и вешаются на тебя.
— Наверное, это потому, что я очень обаятельный, — хмуро сказал Грэм. — Роджи, сколько раз можно заговаривать об одном и том же? Мне уже надоело. К тому же, вспомни: сначала ты упрекал меня в том, что я отвергаю девушку, которая сама вешается мне на шею, а потом сам же потребовал, чтобы мы расстались.
— Не все девушки такие, как Марьяна. К счастью. А эта девица — аристократка, гордая и неприступная. Но тебя, мне кажется, она подпустила бы к своей высокородной персоне.
— Ты что, сводником заделался? Ты так пытаешься повесить на меня какую-нибудь девицу, что ничего другого не остается предположить…
— Я просто обеспокоен твоей личной жизнью, — зло хохотнул Роджер. — Точнее, отсутствием таковой.
— Обеспокойся лучше своей личной жизнью!
К счастью, поругаться они не успели, поскольку уже въезжали во двор, а то не миновать бы очередной драки.
Николас принял у них лошадей, и Грэм вошел в дом через заднюю дверь; Роджер бесшумно скользил за ним, уже никуда не торопясь.