Голос горячего сердца
Шрифт:
Защитники города идут в редкие вылазки пешком. Однако сил для вылазок остаётся всё меньше и меньше. И всё же те, кто способен сражаться, получают еду в первую очередь. Для остальных пропитания нет. Поэтому сегодня вечером городская беднота – сорок тысяч женщин, детей, стариков, инвалидов – должны покинуть город в надежде на милость осаждающих. А если англичане не позволят им уйти из осады? Тогда остаётся только умереть.
Тихо, покорно, без единого слова упрёка собирались измождённые, исхудавшие люди перед городскими воротами – за последней надеждой. Городские стражники
С унылым скрипом открылись ворота. Застонал опускаемый подъёмный мост через ров. Обречённые люди стояли безмолвно и неподвижно, никто не решался сделать первый шаг навстречу гибели, которая неизбежно сменит зыбкую надежду. Со стены раздался крик часового. Что это – англичане атакуют? О, только не это… Хотя – какая разница…
Часовой на стене закричал снова. В его голосе вовсе не было тревоги. Напротив – радость. То, чего жители не знали уже девять месяцев.
Снаружи послышался звон железа. Ржание лошадей. Взволнованные голоса. Штурмующие, годоны?
Те, кто стоял ближе к выходу, не без труда нашли в себе силы, чтобы расступиться. Спустя мгновение они едва не упали от радости. К городским воротам приближалось несколько десятков французских солдат, следовавших за девушкой в серебристых доспехах, ехавшей на белом коне. И – телеги. Множество телег. Телеги, от которых прямо-таки исходил запах – муки, мяса, рыбы. Запах спасения и жизни. А значит, беднякам незачем уходить из города. Десятки, сотни тысяч орлеанцев не погибнут от голода. Они останутся жить.
Какой-то священник невдалеке завопил: «Слава Богу, к нам пришла помощь! Спасение! Да здравствует король!» В ответ люди, только что получившие помилование от смертного приговора, из последних сил закричали: «Слава Деве Жанне! Да здравствует Орлеанская Дева!». Никто не славословил Бога и короля. Все понимали, кому на самом деле город обязан спасением от голодной смерти.
– Видите ли… мадмуазель… если мы поведём армию к Орлеану мимо позиций годонов, они нападут на нас!
Капитан Дюнуа, батард Орлеана, снисходительно, как и полагается при обращении к несмышлёному ребёнку, пытался объяснить Жанне, почему нельзя вести армию в осаждённый город по правому берегу Луары. Однако на левом берегу армия уже побывала несколько дней назад и ушла оттуда ни с чем, даже не попытавшись атаковать Турель. Жанна не могла скрыть своё раздражение:
– Я вас не понимаю, Дюнуа! Ведь мы здесь именно для того, чтобы сражаться с англичанами! Они нападут на нас – отлично, дадим им бой на открытом месте, не придётся штурмовать их бастионы! Вы сами говорили, что на этом берегу их вдвое меньше, чем наших воинов, а ведь к нам ещё придёт ополчение из Орлеана!
– Да, конечно, но… армия не готова к бою. Много месяцев наши солдаты не видели побед. Они просто разбегутся в страхе при виде одного-единственного годона. Вы же этого не хотите?
– Дюнуа, очень жаль, что вы так думаете о своих солдатах! Дайте им шанс! Если вы не собираетесь немедленно стать англичанином,
Жанна обращалась к Дюнуа более резко, чем ей бы самой хотелось. Она всё ещё не могла простить ему, как, впрочем, и другим командирам, недавний обман при выдвижении армии к Орлеану, когда её привели не на тот берег. Раздосадованная их поведением, девушка решила взять командование в свои руки, по крайней мере, до прибытия войска в Орлеан, предоставляя остальным капитанам либо присоединиться к ней, либо убираться восвояси:
– Значит, так, Дюнуа! Я веду армию к Орлеану отсюда – правым берегом! Через несколько часов мы будем в городе! Хотите идти со мной – милости прошу!
Дюнуа раздражённо пожал плечами. Вот дура деревенская. Один раз удалось ей проскочить в Орлеан, провезти продовольствие под носом у небольшого английского отряда, пока гарнизоны Турели и Огюстена отвлеклись на фейерверк Ла Ира – она и возомнила о себе. Значит, сейчас всё и закончится. Англичане атакуют, французы разбегутся, на этом история похода Девы Жанны завершится. Ладно, пусть так и будет.
Некоторое время они ехали молча впереди войска. Ла Ир, де Буссак и де Рэ следовали за ними. Дюнуа невольно оглядывался назад: надо же, какая длиннющая колонна – даже хвоста её не видать. Убедила-таки французов Дева Жанна пойти за ней. Только этого мало, надо ещё уметь сражаться и побеждать. Это вам, мадмуазель, не стадо пасти на лужайке.
Вот уже показались впереди английские укрепления.
– Ну, что? Разворачиваемся в боевой порядок?
Жанна молчала, погружённая в размышления. Дюнуа подождал ответа, оглянулся было на других безмолвных капитанов, затем пожал плечами: пусть девчонка делает что хочет, раз всем наплевать.
Всё ближе и ближе английский бастион. Вот уже видны солдаты на стенах… пушки… возле пушек – канониры с зажжёнными факелами. А глупая деревенская девчонка словно и не видит, что перед ней. Сейчас начнётся такое…
Однако армия Жанны Дарк шла без единого выстрела мимо английских укреплений, будто не замечая их. Слышались топот конских копыт, фырканье лошадей, звон доспехов и оружия да скрип телег. И англичане застыли в своих бастионах – словно парализованные.
Жанна не могла знать, что спустя несколько веков военный приём, невольно использованный ею при движении армии к Орлеану, получит наименование «психическая атака».
Святой Михаил… Святая Екатерина… Святая Маргарита… Завтра – решающее сражение. Мы будем биться за Турель. Помогите мне, пожалуйста! Я так мало знаю… Мне не удалось убедить англичан уйти добром, из-за этого едва не погибли мои гонцы – люди, которые доверяли мне. Пришлось сражаться. Впервые я увидела, как в бою льётся французская кровь. Едва только армия вошла в город, орлеанцы под командованием Дюнуа напали на бастион Сен-Лу – и их отбросили… Я опоздала: когда приехала туда, уже были убитые и раненые французы. Правда, мы немедленно перешли в атаку и почти сразу ворвались в форт…