Голос Лема
Шрифт:
— Йосип, — спросил он у Омута. — Что тут происходит?
— Почему мы обездвижены? — добавил Второй.
Омут, с одним наушником у уха, тоже сцепленный в объятия со своим креслом, смотрел на них пустыми глазами.
— Исусе сладчайший… — прошептал Марвайк. — Они пошли на «Альбатрос»… — кивнул, осмотревшись в рубке.
Хотел вытянуть хоть что-нибудь из коллеги, да что там — друга по «Трансгалактике», но слова замерли у него на губах, когда он взглянул на главный экран.
— Выходят, — крикнул Валленверди. — Один, второй, третий…
Три фигуры плыли от корпуса «Альбатроса». Кого-то не хватало, но Марвайк верил, что через миг и четвертая фигура присоединится к остальным. Валлаверди же при виде белых комбинезонов
Связь снова вернулась, и Омут ухватил микрофон. Открыл рот, но тут Вселенная вздрогнула. Тушу «Альбатроса» разорвал взрыв реактора. Они долго сидели, окруженные небывалой тишиной. Троица, покинувшая корабль, не имела ни единого шанса выжить. Омут вручную запустил реактор «Порыва». Тяжесть вернулась, корабль начал медленно покидать район катастрофы. Минутой позже Омут бросил наушник на пульт, взглянул на Марвайка и Валлаверди теми же пустыми глазами, затем покинул мостик.
Радиотелеграфист и Второй не сразу заметили, что пояса в креслах ослабли. Когда Марвайк сообразил, бросился к передатчику, но задеревеневшие ноги не держали тело. Когда встал, заметил, что лицо Второго бледно, а взгляд устремлен на один из боковых мониторов. Омут в мундире «Трансгалактики», в каком он выскочил мигом ранее из рубки, теперь стоял перед люком третьей, предпоследней изоляционной переборки двигательного отсека и методично вбивал код доступа на стенной панели. Следующий люк, ведший непосредственно к реактору, был — согласно тому, что показывал главный компьютер, — зацементирован. Как видно, пока они со Вторым оставались без сознания, дело дошло до какой-то неопасной протечки, с которой управились автоматы. Но даже вход в помещение рядом с реакторным залом было сродни самоубийству! Только автоматы могли туда входить, а после и они часто заканчивали свою службу.
Омут развернулся к глазу камеры, но его взгляд был наполнен пустотой.
Марвайк уже не глядел ни на монитор, ни на Валлаверди. Едва восстановилось кровообращение в ногах, он добрался до передатчика. Отложил на потом просмотр лент с записями происходившего в рубке — сейчас есть более важные вещи. Компьютер давал знать, что протекание реактора снова угрожает безопасности, а еще у них могла быть повреждена антенна. И все же Марвайк натянул наушники и сел в кресло, сохранявшее тепло Омута. Стал передавать сообщение ко всем в секторе и к «Луне Главной».
«В реакторе «Альбатроса» произошла неуправляемая цепная реакция стоп у меня потери в людях стоп облученные стоп прошу врачей стоп передатчик поврежден взрывом стоп течь в реакторе стоп готов к отстрелу реактора если не остановлю течь стоп».
Он колебался, набирая «облученные», поскольку Омут наверняка был мертв, но сообщение ушло в пространство. Хотя он не желал пока об этом думать, прикидывал, как будет выглядеть полный рапорт происшествий на «Порыве». Потом вместе со Вторым они снова глядели в янтарно-бело-коричневое радиоактивное облако с температурой в 1200 градусов Цельсия, висевшее на экране в том месте, где минуты назад был «Альбатрос». Они размышляли над смыслом порыва, из-за которого Ларсен, Бланко, Янссен и Саннэ отправились спасать тамошний экипаж. Ведь можно было подождать «Баллистического», приспособленного для спасательных акций. «И все же, — подумал Марвайк, — их вело некое чувство человеческой солидарности…»
Где-то в гривастых наростах радиоактивного облака висели оставшиеся после них молекулы. «Возможно, спектрометр сумел бы отделить атомы, оставшиеся от отдельных персон?» — подумал он. Но тотчас понял, что не хотел бы знать, какой из фрагментов является Ларсеном, а какой — Бланко и остальными. Сразу решил,
Людьми из плоти и крови.
Алекс Гютше
КУКЛА
(пер. Кирилла Плешкова)
Восковая кукла является имитацией человека, не так ли? А если некто создаст куклу, которая умеет говорить и ходить, это будет превосходная имитация. А если этот некто сконструирует куклу, способную истекать кровью? Куклу, которая будет несчастной и смертной — тогда что?
С обзорной террасы плита космодрома казалась белым льдом, сверкавшим на тропическом солнце. Местами в ней отражалось небо, словно в лужах не испарившейся воды, но это была не вода — разогретый от бетонной поверхности воздух преломлял солнечные лучи подобно зеркалу. Посреди луж голубого цвета стояли корабли — одни побольше, другие поменьше. Слева, на площадке номер пятнадцать, над всеми возвышалась башня «Геркулеса»; двумя площадками далее стоял «Сарацин», похожий на отлитый из матового сплава огромный автоматный патрон.
2
Перевод с польского Л. М. Цывьяна.
Глеб оказался на обзорной террасе, потому что нужно было отнести в портовое управление план старта. Он пошел туда вместе с Уилсоном, который потом признался, что ему надо купить и отправить жене подарок. И теперь, когда все дела в управлении были решены, ядерщик рыскал по магазинам беспошлинной торговли этажом ниже, а Глеб скучал.
На самом деле все было не так уж плохо, и скучал он преднамеренно — в конце концов, он мог вернуться на корабль один и присоединиться к погрузочной суматохе. Вдали виднелась движущаяся стрела самоходного крана, извлекающего кубические контейнеры из кормового трюма. Крамер подпишет накладные, но прежде чем взять на борт очередной фрахт, придется проверить дефектоскопом все стяжки для крепления груза — там недавно что-то треснуло. Лень ленью, но если потом что-нибудь оторвется в космосе, во время маневрирования… Он уже собирался перенести вес тела на выставленную назад ногу, чтобы оторваться от балюстрады и открывавшегося перед ним вида, спуститься на нулевой уровень, найти свободный автокар и поехать к кораблю. На мгновение он задумался, стоя над бетонной равниной, и тут кто-то тронул его за плечо:
— Про… простите, вы астронавт?
Глеб резко обернулся. Перед ним, не успев опустить руку, стояла прекрасная девушка. Сперва он увидел ее глаза — радужки со слегка расширенными зрачками. Серо-желтые, голубовато-серые с желтыми точечками, словно на изломе хондрита. Он открыл рот, потом закрыл… в конце концов с сухостью в горле удалось справиться.
— Д… да. Я штурман с «Сарацина». Моя фамилия Ширков.
Девушка была одета в белое с синим платье, весьма скромное по сравнению с тем, что ему приходилось видеть на улицах во время последнего отпуска, даже в Крыму. Глеб в замешательстве отбросил волосы со лба. Рука! Он подал девушке руку, та слегка ее пожала. Ее ладонь была сухой и теплой от солнца.
— Джульетта. Вы правда астронавт?
— Ну да. Я штурман вон с той жестянки, — он показал на серый силуэт за ее спиной. — Видите, где стоит кран? Это мой «Сарацин».
На секунду оглянувшись, она нахмурила брови, потом снова посмотрела на Глеба и улыбнулась. Он уже хотел спросить, где ее Ромео, но она улыбалась столь невинно, что он счел подобный вопрос грубостью и промолчал. Только теперь заметил, что она блондинка, с волосами цвета светлого меда.
— А откуда вы сегодня прилетели?