Голос
Шрифт:
— Спустя столько лет?
— Чувства не измеряются временем.
— Это из-за того, что выжил ты, а не он?
— Я, наверное, пытался вырваться из одиночества, когда встретил вашу мать, но вместо этого только еще глубже погрузился в него, потому что так удобнее, спокойнее. Ты ведь поэтому принимаешь наркотики? Так удобнее. Это твое убежище. Сама ведь знаешь, своя рубашка ближе к телу, хотя и отдаешь себе отчет в том, что делаешь больно близким. Поэтому ты и продолжаешь одурманивать себя
Ева Линд во все глаза смотрела на отца и, хотя не совсем его понимала, чувствовала, что он чистосердечно пытается объяснить ей то, что было для нее загадкой и заставляло постоянно искать ответа. Ева догадывалась, что заглянула в такие глубины, куда еще никто не заглядывал, разве что сам отец — но только чтобы удостовериться, что там ничего не тронуто.
— А та женщина в баре? Какое отношение она имеет ко всему этому?
Эрленд пожал плечами и закрыл приоткрывшуюся дверь.
— Не знаю, — сказал он.
Они не возобновляли разговор довольно долго. Потом Ева сообщила, что ей пора, и вышла в коридор. Она не очень-то помнила, куда ей теперь. Ева посмотрела в темный конец коридора, и вдруг Эрленд заметил, что она принюхивается точно собака.
— Чувствуешь запах? — спросила она, шумно втягивая воздух.
— Какой запах? — не понял Эрленд.
— Гашем несет, — объяснила Ева.
— Чем несет?
— Гаш, — повторила Ева Линд. — Наркота. Хочешь сказать, ты гашиш никогда не нюхал?
— Гашиш?
— Ты не чувствуешь запаха?
Эрленд вышел в коридор и тоже стал принюхиваться.
— Это гашиш?
— В общем, я знаю, о чем говорю, — ответила Ева Линд.
Она еще раз втянула в себя воздух.
— Кто-то приходил сюда покурить гашика, и не так давно, — резюмировала она.
Эрленд знал, что этот конец коридора специально осветили, когда осматривали место преступления, но ничего примечательного, что могло бы потребовать дальнейшего расследования, не нашли. Он взглянул на Еву Линд:
— Гашиш, значит?
— Та же вонь, — ответила она.
Эрленд снова зашел в комнату, взял стул, поставил его под одной из лампочек, освещавших коридор, и вывернул ее, натянув на руку рукав пиджака, чтобы не обжечься. Он нащупал перегоревшую лампу в темной части коридора и заменил ее. В ту же секунду мрак рассеялся. Эрленд спрыгнул со стула.
Поначалу они не заметили ничего интересного, но потом Ева Линд указала отцу на один угол, сияющий чистотой на фоне запущенного коридора. Эрленд кивнул. Такое впечатление, будто кто-то оттер каждое пятнышко на полу и вымыл стены.
Эрленд опустился на колени и внимательно осмотрел пол. По низу стен шли трубы с горячей водой, и он встал на четвереньки, чтобы заглянуть
Ева Линд видела, как отец остановился и протянул руку за каким-то предметом, который привлек его внимание. Потом Эрленд встал на ноги, подошел к дочери и показал свою находку.
— Сначала я подумал, что это крысиный помет, — сказал он, держа маленький темный предмет между пальцами.
— Что это? — спросила Ева.
— Это маленький пакетик, — ответил Эрленд.
— Пакетик?
— Да, с жевательным табаком, который засовывают под губу. Кто-то выбросил или выплюнул табак в коридоре.
— И кто же? Кто здесь был?
Эрленд взглянул на Еву Линд.
— Шлюха похлеще меня, — сказал он.
Сочельник
30
Эрленд удостоверился, что Осп работает этажом выше, и после завтрака (кофе с бутербродом) пошел по лестнице вверх.
Он связался с Сигурдом Оли, чтобы тот нашел для него кое-какую необходимую информацию, и позвонил Элинборг, чтобы узнать, не забыла ли она о женщине, с которой Стефания якобы встречалась в отеле в тот день, когда ее сняли камеры видеонаблюдения. Элинборг выехала из дому и не отвечала на звонки.
Эрленд провел бессонную ночь, лежа на кровати в кромешной темноте. Поднявшись наконец, он выглянул в окно. Самая настоящая рождественская погода. Снег валил вовсю. Тяжелые хлопья кружились в свете фонарей и выглядели праздничным украшением сами по себе.
Ева Линд распрощалась с отцом в подвале. Они договорились встретиться у него дома сегодня вечером, на сочельник. Решили отварить баранину, и Эрленд с самого момента пробуждения пытался придумать подарок для дочери. Он дарил ей всякие мелочи с тех пор, как она стала приходить к нему отмечать Рождество. Ева преподносила ему носки, которые она, по ее признанию, воровала. Однажды принесла перчатки, якобы честно купленные, но Эрленд их быстро потерял. А она никогда не спрашивала о них. Возможно, больше всего Эрленду нравилось в дочери как раз то, что она никогда не задавала бессмысленных вопросов.
Сигурд Оли отзвонился и сообщил интересующую Эрленда информацию. Выяснить удалось мало, но Эрленду этого было достаточно. Он не знал точно, что искать, но чувствовал, что стоит проверить гипотезу.
Как и в прошлый раз, Эрленд какое-то время наблюдал за работой Осп, прежде чем она заметила его присутствие. Горничная не слишком удивилась его появлению.
— Вы уже на ногах? — приветствовала его она, будто он был самым знаменитым соней в отеле.
— Бессонница замучила, — ответил он. — Я, кстати, всю ночь думал о вас.