Голоса потерянных друзей

Уингейт Лиза

Мы прощаемся, и я покидаю парковку со стойким ощущением, что он уже жалеет о нашем знакомстве.

По пути в школу я пытаюсь вообразить его жизнь, ловлю креветок, дела, которые у него могут быть в Морган-Сити. Что его тут держит? Девушка? Приятели? Как проходит обычный его день? Как он проводит вечера и ночи? Его сестры не стало всего два года назад, а дедушки — три. Оба умерли в поместье. Чего же я хочу добиться, вновь затащив его в Госвуд-Гроув, если его горе еще так свежо?

От этого вопроса мне делается не по себе, и я стараюсь вышвырнуть его из головы — прямо в окошко «Жука», чтобы ветер унес его далеко-далеко, пока я лечу по городским дорогам. Сегодня мне предстоит важная миссия.

Мне до того

не терпится исполнить задуманное, что на первых двух уроках, когда ко мне приходят сначала семиклассники, а потом восьмиклассники, я то и дело поглядываю на часы.

Моя первая гостья приезжает, когда я уже заканчиваю проверять ученические работы. Я окидываю ее оценивающим взглядом, пока она шагает ко мне через весь класс, теребя в руках сумочку на кожаном шнурке. Одета она в белую блузку с высоким кружевным воротом и бабочкой на шее, в строгую черную юбку до лодыжки и невысокие черные башмаки. Стильная соломенная шляпа с плоскими полями венчает ее голову. Густые волосы с проседью собраны в тот же свободный пучок, что и в тот день, когда мы встретились у прилавка кафе «Хрю-хрю и Ко-Ко».

Гостья нервно приглаживает юбку.

— Ну и как костюмчик? — спрашивает она. — Я его несколько лет назад прикупила, к параду в честь Дня города. Но с тех пор слегка располнела — и не удивительно, на барбекю-то с пирогами!

— Совсем не хотела вас так обременять! — говорю я, с трудом сохраняя невозмутимость — не так-то это просто, когда тебя так и распирает от волнения. — Просто расскажите ребятам историю библиотеки. Расскажите, как ваша бабушка и дамы из клуба «Новый век» занялись ее созданием.

Она улыбается, заговорщицки подмигивает мне и поправляет шпильки на шляпке.

— Не волнуйся, милочка. Я даже фотографии с собой прихватила, а заодно и копию письма, которое моя бабушка вместе с другими энтузиастками написали мистеру Карнеги. Но пускай лучше детишки послушают рассказ из первых уст.

Я вдруг понимаю, почему она приехала при таком параде. И меня тут же охватывает благоговейный восторг:

— Прекрасное предложение!

— Знаю, — уверенно кивнув, отзывается она. — Вы же сказали, что хотите, чтобы ваши подопечные поближе познакомились с историей. Вот я и приоткрою им ее кусочек.

И она с блеском исполняет свою задумку. Для полноты эффекта она даже прячется в комнатке с учебными материалами, пока ученики не рассядутся по местам. Я объявляю им, что сегодня к ним приехал гость, и они смотрят на меня с подозрением. Особого энтузиазма никто не выказывает. Но стоит им только узнать, кто к нам пришел, и все меняется.

— Бабушка Ти! — голосят они, точно первоклашки.

Она вскидывает палец и строго качает головой. Класс мгновенно стихает. Хотелось бы и мне уметь так же!

— Какая я вам Бабушка Ти! — возражает она. — На дворе тысяча восемьсот девяносто девятый год. Бабушка Ти — еще совсем кроха, и зовут ее Маргарет Тернер. Ей всего год от роду. Матушку малышки Маргарет зовут Виктория — она молодая замужняя женщина. А я ее матушка, бабушка малышки Маргарет. Я родилась в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом, так что сейчас мне почти сорок три. Родилась в рабстве, на плантации Госсеттов, и детство мое было совсем не из легких. Приходилось трудиться, не покладая рук: собирать хлопок, рубить тростник, таскать на себе воду в поле. Но эти времена давно миновали. Сейчас же, в тысяча восемьсот девяносто девятом, я скопила небольшую сумму и купила себе домик, где хочу оборудовать ресторанчик: теперь, когда я овдовела, мне придется самой зарабатывать себе на хлеб. У меня девять детей, и среди них есть малыши, которые пока не могут себя прокормить.

Тяжелая работа меня не пугает, но есть одно обстоятельство, которое не на шутку тревожит: я пообещала покойному мужу, что наши дети получат образование, но школа для цветных

работает лишь по полгода, а городская библиотека совсем маленькая, да и пускают в нее только белых. Есть, правда, еще одна — крошечный сарайчик на задворках методистской церкви для темнокожих. Она появилась лет десять назад. Мы рады, что она у нас есть, но этого мало. А в это же время все состоятельные городские дамы — супруги банкиров, докторов и так далее — объединяются в так называемый дамский клуб «Новый век», задавшись целью построить библиотеку побольше. Для белых, конечно. И знаете что? — Бабушка Ти наклоняется вперед, взяв драматичную паузу, а ученики нависают над партами, приоткрыв рты в ожидании продолжения. — Вот только это совсем не та библиотека, которую вы, дети, видите, когда едете на школьном автобусе сегодня, в тысяча девятьсот восемьдесят седьмом. Нет-нет. Я расскажу вам о временах, когда горстка обычных женщин, которые зарабатывали себе на жизнь потом и кровью, пекли пироги, подрабатывали посудомойками и закатывали персики на продажу, а еще распродавали все, что только могли, в итоге всех перехитрили и построили лучшую библиотеку в городе.

Бабушка Ти достает из тележки, привезенной с собой, фото в рамке и показывает снимок детям:

— Вот они на крыльце этой прекрасной библиотеки в день ее открытия. Без этих юных леди ничего бы не получилось!

Она пускает по рядам еще несколько снимков в рамках и, пока ребята разглядывают фотографии, рассказывает о том, как городской дамский клуб «Новый век» единодушно отверг предложение воспользоваться стипендией Карнеги, о которой тогда судачили чуть ли не на каждом шагу. Она давалась на строительство новых библиотек, но дамы боялись, что их обяжут предоставить доступ к книгам для всех жителей города — вне зависимости от цвета кожи. Поэтому заявку на грант подали дамы из церковного прихода, а методистская церковь для темнокожих пожертвовала земельный надел, и вскоре в новом здании открылась библиотека Карнеги для цветных. Она получилась куда крупнее и красивее той, куда темнокожих не пускали. После этого женщины, чьими трудами и была построена библиотека, создали свой клуб и назвали его «Дамский клуб для темнокожих „Новый век“».

— А все эти дамочки из прежнего клуба едва не позеленели от зависти, уж поверьте мне, — продолжает Бабушка Ти. — Это было еще во времена сегрегации. Все лучшее тогда доставалось белым, и то, что самая шикарная библиотека в городе предназначалась для темнокожих, по мнению этих кумушек, было позором для всего Огастина. Впрочем, поделать они ничего не могли — им удалось разве что упросить главу города запретить нам вешать на библиотеку табличку, чтобы никто из прохожих не знал, что это за здание. Так что вместо нее мы разместили на мраморном основании статую святого, и многие годы библиотека так и простояла, хотя ее волшебство от этого нисколько не ослабло. В те непростые времена она была символом надежды.

Не успела Бабушка Ти завершить свой рассказ, как на нее обрушился шквал вопросов:

— А как получилось, что теперь она называется Огастинской библиотекой Карнеги? — спрашивает один из «деревенщин».

Бабушка Ти многозначительно тычет в него пальцем и кивает: — Какой хороший вопрос! Вы вот фотографии друг другу передаете. А скажите, как по-вашему, почему статую святого убрали, а вместо нее оставили одну только табличку «Огастинская библиотека Карнеги»?

Ученики высказывают несколько предположений, но они все оказываются неправильными. А я тут же отвлекаюсь от происходящего, вспомнив о визите советника Уолкера и его собаки по кличке Лапа. Теперь благодаря мисс Ретте библиотечный святой живет у меня в саду, среди кустов олеандра. И он становится мне еще дороже. В конце концов, мы с ним оба обожаем книги, а он еще и может похвастаться библиотечным прошлым!