Голоса прошлого

Чернышева Наталья Сергеевна

– Ненавижу, – горько сказал мальчишка. – Ненавижу! И я вас ещё встречу, обоих. Я…

– Да лучше бы не встречал, – искренне сказала я, кивая конвоиру. – А там как сложится…

– Ненавижу вас!– крикнул он ещё раз и получил тычок стволом между лопаток:

– Давай топай. Не задерживай…

Я обернула руку полем психокинетической защиты: к высшему телепату, находящемуся в сильном раздрае чувств, можно прикоснуться только щипцами. И крепко взяла Бориса Игнатьевича под локоть:

– Пойдёмте. Прогуляемся…

Прогуляться мы пошли в противоположную сторону,

ясное дело. Чтобы Хмельнёв перестал видеть мальчишку, слышать его и ощущать. Всё ему легче будет… И ему и нам с Ванессой.

– Нам понятны ваши чувства, – сказала я через несколько шагов. – Но, пожалуйста, держите себя в руках, Борис Игнатьевич. Война – для вас!– окончилась. А в мирное время права нетелепатов требуется соблюдать неукоснительно…

Он пожал плечами. Не вполне был со мной согласен, но возражать не стал. Повёл рукой, освобождаясь от моего контроля. Я отпустила. Ему не жёсткий прессинг сейчас нужен был. Ему нужна была помощь целителя…

Тихое одобрение со стороны Ванессы. Основную работу приходилось делать ей, поскольку я в телепатических делах ни ухом, ни рылом. Но возможности обеих моих паранорм она могла использовать – и использовала, – по своему усмотрению.

– Вы, как я понимаю, не хотите интегрироваться в инфосферу Федерации, – продолжала я. – Тогда у вас всего два варианта. Вам надо либо пройти психотренинг и получить сертификат на дальнейшее пользование своей паранормой либо пройти серию понижающих операций…

– Я не в восторге от ваших вариантов, комадар Ламберт, – уведомил он меня.

– Они не мои личные, – ответила я. – Это рекомендации инфосферы Земной Федерации. Боюсь, особого выбора у вас нет. Как нет и лишнего времени. Определиться желательно в ближайшие дни.

– Я… подумаю.

Я кивнула. Трудновато привыкать к миру, где ты не царь и бог, а такой же, как и все, один из многих.

– Я с ней поссорился, – угрюмо признался он вдруг. – Она хотела разорвать контракт, чтобы остаться на Вране. Со мной. Я ей сказал, что так поступать – непорядочно, и надо отдать долг тем, кто пришёл освобождать нас… И мы поссорились.

Я молча слушала. Наговорили друг другу лишнего, как оно всегда бывает в таких случаях. И уже не извиниться, не взять назад напрасно сказанного, не обернуть вспять время. Война. Она отучает от резких движений раз и навсегда. Через потери и боль… По– другому не получается.

– Я могла бы спасти её, – сказала я. – В моей довоенной практике был похожий случай… Проникающее ранение в голову. Но паранормальная коррекция такой сложности требует времени и сил. Их у меня не оказалось.

– Я не виню вас, комадар, – мягко сказал Хмельнёв. – Немель – это серьёзно. У поганца тактический талант, даже, не побоюсь такого слова, гений, штырь в башке и какое– то громадное, нечеловеческое везение. Он с завидным постоянством ускользал из наших ловушек, успевая при этом на ходу придумать какую– нибудь особенно неприятную пакость. Конечно, Лара…– он стиснул зубы, вспоминая Ларису Широкину, добровольно согласившуюся сотрудничать с врагом. – Но если не можешь воспользоваться выпавшим тебе шансом, то не спасёшься. Немель умел превратить

поражение в победу даже там, где казалось, что уже всё, отбегался. Сколько хороших парней погибло из– за него… Как он вас всех там не положил, загадка.

Я замерла на полушаге. Как Немелхари Шокквалем нас всех не положил? Да если бы не мой внезапный телепатический раппорт с Лесом, положил бы всех запросто. Я почти увидела как. Лес есть Лес, лан– кайшен, тьма ему в… корни… у него в приоритете защита своих обитателей, пусть даже ценой собственного существования. Насколько эффективной была бы против разумного Леса наша броня?..

– Ужас осознания? – точно определил мои эмоции Хмельнёв. – Знакомое чувство.

– Ну, – сказала я, беря себя в руки, – можно сказать, мальчишке наконец– то не повезло.

– Я счастлив, – серьёзно сказал Борис Игнатьевич. – Я уж думал, не доживу и не увижу. Вы правду сказали, комадар Ламберт? Космос вокруг моей планеты свободен?

– Ещё не совсем, бой с остатками их флота затянется на несколько суток... Но вернуть под свой контроль эту пространственную локаль они уже не смогут, как бы ни старались.

– Я счастлив, – повторил Хмельнёв.

Он остановился, посмотрел на меня. Мне стало немного неуютно от его взгляда, сама не знаю почему.

– Вы останетесь? – спросил он напрямую.

– Какая– то часть наземных войск, наверное, останется, – пожала я плечами. – На время, пока у вас не будет восстановлена система государственного управления. Это обычная практика после очистки планеты от вторжения...

– А вы лично?

– Я? Нет… После ротации будет небольшой отпуск, потом – куда пошлют. Внешние рубежи Федерации велики. И не везде порядок, сами понимаете.

– Понятно.

Он отвернулся, стал смотреть, как возвращаются из дневных рейдов «птички» атмосферников. Один за другим они заходили на посадку, чёрные на золотисто– алом вечернем небе. Красиво… Со стороны посадочных полос доносился ровный гул.

– Я слышал, вы целитель, комадар Ламберт, – не оборачиваясь, сказал Хмельнёв. – Как же так вышло, что вы стали солдатом?

– Так же примерно, как и вы из обычного инженера превратились в главу планетарного Сопротивления, – ответила я. – Исключительно от большой любви к братьям нашим по разуму…

– Понятно… Но всё же врач и космодесантник – два разных полюса; вряд ли вам комфортно, вы ведь не на своём месте. Вы не задумывались о том, чтобы вернуться в профессию, Энн? Вы могли бы тогда остаться здесь, – он помолчал и добавил, решительно и жёстко:– Со мной.

Я растерялась. Он что, серьёзно? Похоже, что да.

– «Ты ему нравишься, Ламберт», – подтвердила Ванесса. – «Можно сказать, он на тебя запал».

– У меня контракт, – сказала я, справившись с эмоциями. – Я отслужила только два года, осталось ещё десять. Десять лет это очень много. Меня могут убить, искалечить, я могу пропасть без вести…

– Или пройти с честью через тот огонь, что встанет на вашем пути. Десять лет пролетят быстро.

– Простите, – тихо сказала я. – Вы – сильный и храбрый человек, Борис Игнатьевич, но простите меня… Нет.