Голова быка
Шрифт:
— Вы не могли бы его описать? — попросил я.
— Не джентльмен, если вы знаете, о чем я. Слишком здоровый, — она окинула меня взглядом, — и одет иначе.
— Он что-нибудь говорил? Или, — на меня нашло озарение. Было очевидно, что люди, разыскивающие украденные Хевелем документы, считали, что они в моих руках. Поэтому они побывали у меня на кампусе, поэтому проверяли, где я мог спрятать бумаги за его пределами. Итак: если бы я, обыскав номер, не нашел то, что искал, но не мог отбросить теорию, что нужный мне предмет находится в комнате, что бы я сделал? Я бы дождался, пока спрятавший искомое человек не вернется и не заберет
И снова я угадал.
— Он выглядел опасным человеком, — заметила хозяйка отеля вместо ответа.
Этот намек я понял.
— Заплачу вдвое больше, если сообщите его координаты.
— Пятьдесят шиллингов, — назвала свою цену миссис Хефер после непродолжительного молчания.
Я полагал, что сумма эта превышает заплаченную Быком не вдвое и не втрое, но безропотно заплатил ее. Взамен хозяйка выдала мне листочек, на котором ее почерком были записаны телефонный номер и адрес человека, вторгнувшегося в мое жилище.
Я мог бы вызвать Эйзенхарта или отдать ему этот листок — и то, и другое было бы рациональным, логичным поступком, — но я этого не сделал. Сложно сказать, чем я руководствовался в своих решениях. Полагаю, я все еще был зол на Виктора. Я не из тех людей, кто легко впускает к себе в душу других; еще меньше я толерирую тех, кто лезет туда без приглашения. Эйзенхарт же был человеком, считавшим, что личное пространство других людей существует исключительно для его развлечения.
Ведомый обидой и своей гордыней, я решил сам отправиться по указанному адресу. Извозчик высадил меня у доходного дома в менее обеспеченном районе (и все же, как ни удивительно, достаточно обеспеченном, чтобы провести телефонный провод в каждую квартиру). Я не стал стучать — что, разумеется, было глупостью, но не большей, чем вся эта авантюра в целом. На мое счастье, в отличие от входных дверей, двери в квартиры в Гетценбурге все еще не укрепляли от воров и выбить фанеру не представляло большой сложности. Мне опять повезло в том, что внутри никого не было.
Бумаги лежали неопрятной кучей на подоконнике, но едва я успел собрать их, как удача покинула меня.
Теперь я мог понять, почему миссис Хефер описала его как опасного человека — и был полностью согласен с ее мнением.
Мой противник был выше меня на голову, а я не из самого низкого десятка. В плечах он был вдвое шире, а, если бы даже он и не обладал столь выдающейся формой, его Инклинация сводила все сравнения на нет. Исход подобного столкновения был предрешен с самого начала, я оказался в ловушке. Окинув происходящее налитыми кровью глазами, он, не теряя времени на вопросы, бросился на меня. Одна рука схватила меня за запястье, я только и успел услышать, как хрустнула кость; бумаги рассыпались по паркету. Другой рукой Бык взялся за мое горло, сдавливая его и приподнимая меня над полом. Я попытался удержаться, вытянувшись на кончиках пальцев, но пол ускользал из-под моих ног. В глазах потемнело от нехватки воздуха, я знал, что еще немного и потеряю сознание — если, конечно, Бык не переломит мой хребет раньше.
Мне подумалось, каким идиотизмом была вся эта затея. А еще я задался вопросом, действительно ли хотел умереть. Впервые после взрыва, стоившего мне выстроенного будущего, я почувствовал, что не хочу покидать этот мир ради мира Духов. И тогда я воспользовался единственным имеющимся у меня
Отчаянно хватая ртом воздух, я упал и посмотрел на распростертое рядом тело. В голове билась только одна мысль: нас могли услышать.
Надо было уходить.
Глава 4
Официально работа в полицейском управлении уже закончилась, поэтому общая комната седьмого отделения тонула в полумраке. Лишь на некоторых из столов горели настольные лампы в зеленых стеклянных плафонах, и кое-где в в щель под дверями кабинетов виднелась узкая полоска света. Эйзенхарт кивнул дежурному и прошел к себе, держа под мышкой мешок из промаслившейся коричневой бумаги. За его столом сидел Брэмли и, высунув от усердия кончик языка, выводил каллиграфическим почерком строки, одну за другой. Корзина для бумаг, стоявшая перед ним, уже была наполовину заполнена испорченными страницами.
— "Вследствие чего" пишется слитно, — заметил Виктор, заглядывая через плечо кузена.
Тот тяжело вздохнул и достал чистый лист.
— Давай остальное посмотрю, — Виктор перехватил черновик отчета на пути в корзину и пробежался по нему глазами. — "Также" конкретно здесь тоже пишется слитно… и тут запятую поставь, — посмотрев на расстроенное лицо Шона, он рассмеялся. — Да не переживай ты так, нашел трагедию! Поработаешь с мое, выучишь. А теперь рассказывай.
Эйзенхарт с рассеянным видом потрогал чайник. Еще горячий.
— Чаю хочешь? — предложил он, наливая себе.
Немой укор был ему ответом.
— Вы знаете, сколько отделений императорского почтамта в Гетценбурге? — спросил Брэмли, заново принимаясь за отчет.
— Двадцать два, — рассмеялся Эйзенхарт. — Понял. Значит, плюшки тебе тоже не предлагать, — он кинул пахнувший корицей мешок на стол. — Так как, нашел что-нибудь?
В руках сержанта зашелестели страницы полицейского блокнота.
— На втором сортировочном пункте удалось узнать, что некто очень интересовался содержимым писем, отправителем которых значился Р. Альтманн.
— Описание получил?
— Так точно, сэр.
— Не больше метра восьмидесяти, щуплый, на голове рога, одет в дорогой костюм — темно-серый в тонкую полоску?
— Никак нет, сэр, — удивился сержант. — Выше двух десяти, телосложение атлетическое. На голове была бордовая кепка, поэтому про рога ничего не было сказано. Я записал.
Эйзенхарт прочел словесный портрет и вернул блокнот.
— Интересно. Что-нибудь еще?
— Адрес, сэр. Он оставил его на случай, если кто-то из служащих передумает…
"… и решит подправить свое благосостояние нелегальным путем," — повисло в воздухе невысказанное окончание фразы. Потому что уж больно легким был этот путь. Делать свою работу и мимоходом замечать интересующую других информацию. Императорский закон о цензуре в какой-то степени подтолкнул работников коммуникаций к этой идее: слишком много открывалось писем и подслушивалось разговоров, чтобы никому в голову не пришла мысль заняться тем же самым, но за дополнительную оплату.
— Я переписал его, сэр. Нижний ров, дом…