Голова быка
Шрифт:
Я нервно сглотнул. Это было не то дело, в котором я бы хотел участвовать — слишком высоки были ставки.
— Хевель словно испарился в воздухе, — продолжил Эйзенхарт. — Теперь-то мы знаем, что все это время он был мертв. Но возникает вопрос: где — у кого — тогда документы? Кто нанял его, чтобы их заполучить?
По залу трактира прошелся гул, постепенно набирая силу и превращаясь в поздравляющие крики. Мы обернулись на шум и увидели, что из-за стола поднялся парень с огненной шевелюрой. Его последний противник
— Такую же победителю, Магда, — подозвав подавальщицу, Виктор постучал по бутылке с виски. — И еще один… нет, два стакана сюда.
— Это и есть ваш друг, которого мы ждем? — поинтересовался я, когда женщина кивнула и побежала выполнять указания.
— Наш друг, — поправил меня Эйзенхарт. — Вы с ним тоже знакомы.
Рыжий убрал волосы под кепи и, переговорив с подавальщицей, отправился в нашу сторону. Пока я гадал, кто это мог быть, по дороге его по-дружески толкнули плечом, и он рассмеялся, подняв голову к собеседнику — и, с трудом, но узнал его. К нам шел Шон Брэмли, сержант гетценбургской полиции и подчиненный Эйзенхарта.
В рабочей куртке и грубых штанах из парусины, с походкой вразвалочку и рыжими вихрами, торчавшими из-под козырька кепи (и это вместо его обычной набриолиненной прически!) он ничем не отличался от так называемой "рабочей молодежи", кучковавшейся в последние годы на митингах, а после просиживавших штаны в подобных заведениях. Он совершенно сливался с занявшей центр помещения компанией, да и держался с ней гораздо свободнее, чем в полиции, где от смущения постоянно начинал заикаться и вставлял почтительное "сэр" через слово, к месту оно было или нет. Если я мог судить, то в этой средне он выглядел гораздо естественнее, что не могло не наводить на определенные мысли.
— Сэр? — впечатление органичности его присутствия в трактире, впрочем, исчезло, стоило Шону подойти к нашему столу и замереть у него с распахнутым в удивлении ртом. — Ч-что вы здесь делаете?
— Небольшая неурядица, — ответил за меня Эйзенхарт, хлопая по стулу рядом с собой. — Садись скорее, будешь так маячить, привлечешь внимание.
Сержант поспешил усесться и замер, не сводя с меня глаз. От удивления я отвечал ему тем же.
Виктор тяжело вздохнул.
— Духи-заступники! Шон, ты можешь вести себя нормально?
Брэмли вздрогнул и, сняв кепку, попытался пригладить волосы пятерней.
— Простите, сэр.
— Шон! — на этот раз вздрогнули мы оба. — Еще одно "сэр", и я тебя побью, обещаю, — прошипел Виктор. — Да что с тобой такое?
Должно быть, дело было в моем присутствии. Я отвернулся и в очередной раз за вечер вспомнил разбившиеся очки. Не знаю, было ли дело в моем облике или в моей профессии, но Брэмли и раньше всегда замирал при виде меня, превращаясь с виду в загипнотизированного удавом кролика.
— Мне уйти? —
Тот покачал головой.
— Я как раз вводил доктора в курс дела, — объяснил он сержанту. — На него напали из-за этих проклятых бумаг сегодня, так что лучше ему знать, что к чему. Ты сумел что-нибудь узнать?
— Ничего. Никто не знает, на кого Хевель работал в последнее время. Поговаривают, что он вообще не брал работу, некоторые считают, что он ушел на покой. И, — Брэмли обратился ко мне, — сочувствую насчет нападения…
— Роберт, — протянул я ему руку, прежде чем он успел вновь сказать мне "сэр".
Сержант опять посмотрел на меня взглядом запуганного олененка, но, подумав, все же пожал ее.
— Что насчет заказов? — поинтересовался Виктор.
— Ничего похожего на то, что мы ищем. Коффер… П-простите, сейф, — он извиняющеся покосился на меня, — в ювелирной лавке Найруса, два частных дома наверху, — Шон ткнул пальцем в потолок, показывая, что имеет в виду верх Лестниц, — в одном была наводка, что хозяин обналичил банковские счета, в другом хозяева уехали на материк, и одна нотариальная контора.
— А там что? — удивился Эйзенхарт.
— Подмена завещания, насколько я понял.
— Что насчет наших левых?
— Ничего. В Гетценбурге сейчас нет активного подполья, о связях Хевеля с ними тоже никто не знает.
Эйзенхарт расстроено цокнул языком.
— Не густо, — резюмировал он. — Ладно, можешь идти.
По мере того, как Брэмли отдалялся от нас, его движения становились все менее скованными, и вот он уже смешался с группой очередных "рабочих", на весь зал вопивших, что такой денек недурно было бы отпраздновать где-нибудь еще.
— Совсем вы запугали парня, — добродушно рассмеялся Эйзенхарт.
Меня это заявление покоробило.
— Уверяю вас, я не прилагал к этому никаких усилий.
Виктор засмеялся еще сильнее.
— Что в этом смешного? — сухо поинтересовался я.
— А вам и не нужно было прикладывать усилий, док. Ваш вид делает это за вас, — я решил, что Эйзенхарт имеет в виду мою внешность, но ему удалось меня удивить. — Вы такой… — сделал он неопределенный пасс рукой. — Правильный.
— Правильный? — переспросил я, недоумевая.
Виктор кивнул.
— Вы такой правильный, что бедняга Брэм боится, что вы его сразу раскусите.
— Раскушу? — я все еще не понимал. — О чем вы, во имя Духов, говорите?
Эйзенхарт замер, словно раздумывая, отвечать мне или нет.
— Я сейчас открою вам один секрет, постарайтесь воспринять его нормально, — посоветовал он мне. — И дайте ему это как-то понять, что ли… А то бедняга только освоился в Управлении и перестал дрожать при виде каждого полицейского, как приехали вы, и все началось сначала. Вы когда-нибудь слышали о "потерянных мальчишках"?