Голова (Империя - 3)
Шрифт:
– Какова же основная цель?
– взревел он.
– Скорее ринуться в бой, - прогнусавила офицерская головка, насаженная на длинную вилку.
– Захватить колонии!
– крякнул один из директоров правления.
– Неверно!
– заревел Плоквурст.
– Всыпать моему приятелю Пейцтеру, - заявил обер-адмирал собственной персоной.
Какой-то череп изрек:
– Необходима диктатура.
– Нет, не то!
– ревел Плоквурст, меж тем как все что-то выкрикивали наперебой.
– Боевой дух!
– крикнул Гаунфест, изгибая бедро в сторону
– Отмена налогов!
– раздавалось со всех сторон; и кваканье совершенно голых, круглых, как шар, черепов: - Контроль над всем мировым хозяйством!
Председатель Плоквурст загремел в охрипший колокольчик.
– Чушь!
– взревел он; и когда шум стих: - Все это очень хорошо, ну, а если вдруг не выгорит...
– Я воспрещаю высказывать подобные сомнения в моем присутствии!
– резко прозвучало из высокого форменного воротника.
– Чушь!
– повторил Плоквурст.
– Основная цель, - прорычал он, утихомирить рабочих, разнести профессиональные союзы!
– И я то же говорил!
– закричали все промышленники. Это было слишком важно для каждого из них, чтобы рискнуть выговорить это вслух.
– Еще десять лет, - рычал Плоквурст, - и профессиональные союзы одолеют нас, нам тогда крышка. А потому хватит церемоний: война, да поживее. Голод дело неприятное, в эпидемиях тоже хорошего мало, но мы представляем слишком серьезные интересы, сантименты нам не к лицу.
– Совершенно справедливо!
– Решительно, со скорбным оттенком.
– Действовать прямо и наверняка, чего же гуманнее!
– подтвердил Плоквурст.
– Потом будем восстанавливать, тут-то и начнется наш расцвет! Победа или поражение, нам безразлично. Наш враг - рабочая сволочь.
Тут всеобщая решимость приняла радостный оттенок. Но не у военных, вернее, не у всех; задумчивая добродушная физиономия произнесла:
– Кроме интересов, я помню еще о людях, кроме вас, господа, еще о нации.
– Мы все настроены националистически!
– закричали те.
– Строго националистически!
– заревел председатель Плоквурст. Национальная вражда необходима, иначе откуда возьмутся дела!
Добродушная физиономия решилась на такое энергичное вмешательство, какое только казалось ей возможным:
– Дела за счет жизни ваших соотечественников? Фи, господа!
– Тишина. Ропот.
Наконец Плоквурст:
– Я беспрерывно слышу: фи! Если бы я не видел, что самые большие звезды навешаны именно на этом господине, я бы сказал: ваше превосходительство, тут вы ни черта не смыслите. Это не по вашей специальности. Занимайтесь военными смотрами!
Добродушная физиономия повернулась к выходу. Другие офицеры уговорили ее остаться. Они доказывали, что у этих субъектов вообще забавные манеры, а Плоквурст - завзятый оригинал. Оживление заметно нарастало, по всему залу кто-то кого-то убеждал. Добродушная физиономия вздумала усомниться в безусловном превосходстве германской артиллерии. Это задело за живое промышленников. Они сразу заговорили не о поставках, а о нравственной обязанности кастрировать вырождающиеся расы, неизвестно кого подразумевая
– Господа!
– сказала уже не сама добродушная физиономия, которой все опротивело, а ее адъютант.
– Вам бы следовало чаще бывать в церкви.
– Хохот. Заминка, растерянность, но тотчас новая вспышка, столь сильная, что двое директоров задохлись, их пришлось попрыскать водой. У одного началась рвота, его вывели.
Фон дер Флеше, генерал-адъютант императора, пояснял тем временем другим директорам правлений, что Россия сейчас не способна вести войну, а Франция будет всячески увиливать, так что ничего не выйдет, лучше и не надеяться. На что те отвечали оскорблениями величества. Они не намерены быть и впредь свидетелями такой дряблости. Один из них стегал плетью негров в Африке и даже пробовал человеческое мясо! У него нервы крепкие!
Череп, ратовавший за диктатуру, встретил одобрение. Он тоже не знал страха. Международные проблемы могут решаться лишь кровью и железом; одни идеалисты-толстосумы противятся войне, сказал он окружающим его идеалистам, которые в порыве воодушевления забыли о своих толстых сумах. Череп всем пришелся по душе; разумный человек, хоть и интеллигент. Он свое дело знает, умеет привлекать массы даже лучше, чем его предшественник, покойный Тассе.
Череп без малейшего труда одерживал победы над всем объединившимся против нас миром, так что офицеры только дивились. Впрочем, он и в поражении не видел большой беды. Внутренняя смута и хаос породили бы в конце концов диктатуру, в которой мы давно нуждаемся...
Все это звучало превосходно, но, к сожалению, дурно пахло. Покойный Тассе издавал только запах йодоформа, а от этого скелета просто несло тлением. Он все говорил, но толпа поредела.
Что значит общая атмосфера! Обычно столь сдержанный, лояльный Швертмейер чуть не пустился в рукопашную с нашим высокочтимым обер-адмиралом. Депутат стоял за подводные лодки. Все знали, что в соответствующих ведомствах ему платят за посредничество; он выступал в защиту своих законных интересов. Но Фишер доказывал, что под водой ничего не видно! Прискорбное столкновение двух почтеннейших, благороднейших личностей, - а в довершение всего рядом господа Мерзер и фон Гекерот прямо-таки вцепились друг в друга. Гекерот отчаянно скрежетал, пока у него не разомкнутся челюсти, а Мерзер не мог ничего выдавить из себя, кроме ворчания и шипения.
Его не так давно хватил удар. Не стало ни судорожных подергиваний, ни запретных влечений, ни страха перед тюрьмой. Доктор Мерзер отрастил бороду, приобрел благообразную наружность, наслаждался душевным покоем. Разводить новых паразитов - к чему? Назначить сына Гекерота директором-распорядителем - зачем?
Война все равно будет!.. Гекерот скрежетал, прилив крови у него к голове возбуждал всеобщую тревогу.
Опять двое избранных не поладили друг с другом, озабоченно толковали те, что порассудительнее. Кто-то стал предостерегать от возможной нескромности, тотчас каждый заподозрил каждого в предательстве.