Голова (Империя - 3)
Шрифт:
Тут стали подходить и другие.
Правда ли, что Ланна взял курс на гуманность? Терра бросало то в жар, то в холод. Вот оно решение! И пришло оно в самый неожиданный момент, посреди хаотического разгула тщеславий, злобствований, борьбы за ложные взгляды, борьбы за ничто. Оно пришло в недобрый час; а какой час может быть лучше? В минуту решения Терра раскаялся и в борьбе и даже в победе... Совещание, к которому присоединились еще многие депутаты, заняло территорию вплоть до третьей гостиной. Кто подслушивал, разносил дальше слова: "отмена смертной казни", повторяя их как долгожданный
Кое-кому из менее крупных политических деятелей стало не по себе от зависти. Кнак, наоборот, допытывался у Шеллена, правда ли это. "В Пруссии становится интересно", - ответил отпрыск газетного треста и указал на Терра, которого окружили дамы - Швертмейер, Блахфельдер, самые "сливки". Тогда и Кнак кивнул ему издали, как ближайший друг, который давно единодушен с героем дня. И даже граф Гаунфест не устоял перед успехом, он строил Терра глазки. Только банкир Бербериц смотрел на него критическим взглядом, исполненным грусти. Вот какова была обстановка к моменту прихода Мангольфа.
– Как ты чувствуешь себя на вершине успеха?
– спросил он сердечным тоном. Терра огляделся по сторонам, незаметно скривил рот; они поняли друг друга. Успех ничего не стоил, он был обесценен этими пошляками, которых ничто не волновало, кроме успеха как такового. Ни идея, ни человек, - только успех. Неутомимая погоня завлекала всех...
– На одну минуту!
– попросил Мангольф; и когда ему удалось отвести друга в сторону: - Мужайся, дорогой Клаус, твой успех основан на ложном слухе.
Терра вздрогнул всем телом.
– Жестоко, правда?
– сказал друг еще сердечнее.
– Что почести! Их можно презирать, Но когда их едва успеешь вкусить и они превращаются в... ты сам увидишь, во что... К чему эта шутка?
– спросишь ты. Да, таковы шутки Ланна. Ты его наперсник, потому ты его и не знаешь... Как мог он думать об отмене смертной казни, когда он прекрасно знает, что в таком государстве, как наше, вообще ничего не отменяется? Но на случай непредвиденной высочайшей прихоти он иногда пускает в ход безответственные слухи.
– Понимаю, дорогой Вольф. На самом же деле он потчует моих коллег охотничьими рассказами.
Но друга это не смутило.
– Нет, он не враль. Он заключает с твоими коллегами сделку. Разве это не самое существенное? Депутаты будут получать суточные даже в том случае, если рейхстаг отдыхает половину сессии. Не называй это подкупом, это просто деликатное оружие против оппозиции, собственное изобретение Ланна.
– В Пруссии становится интересно, - сказал Шеллен, у которого был тонкий слух.
– Я ни одной минуты не сомневаюсь, дорогой Вольф, что тебе доставило искреннее удовольствие открыть мне глаза, - заключил Терра.
Мангольф пожал плечами и отошел. Ланна окончил свои переговоры; ему пришло в голову просить Альтгот, чтобы она спела; его приятельница не должна остаться в тени из-за успеха молодой певицы. Альтгот увидела,
– Голос сохранился хорошо, но дикция плохая, - сказал кто-то, на что Шеллен привел ее слова: "Король с Клемансо сидели у Ритца..."
Терра стоял, покинутый всеми, и Гуммелем в том числе; даже граф Гаунфест перестал строить ему глазки. Политические деятели, которым было не по себе от его успеха, смотрели на него теперь с недоверием, как на авантюриста. Они уже снова вступили в подозрительные переговоры с плешивым племянником Кнака. А сам Кнак, восхищенный голосом певицы, повернулся к Терра спиной. Толлебен не удостоивал его своим злорадством, как не удостоил и поздравлением. В умных глазах графини Ланна светилась насмешка; и даже глухие придворные дамы что-то расслышали; они кричали на ухо друг другу о каком-то шарлатане, который хотел свыше меры продлить человеческую жизнь и, конечно, осрамился.
Но один человек все-таки заговорил с Терра. Не обращая внимания на его удивление, Эрвин Ланна сказал:
– Я случайно сегодня вечером во фраке. Ни за что не приехал бы сюда, если бы знал, что здесь творится. Хотел поговорить с сестрой наедине об одной ее фантазии, которую я не одобряю. И вдруг я слышу здесь от многих, даже от тех, кто меня не знает, что фантазия эта сегодня же будет осуществлена, а сестра избегает меня. Поэтому я ухожу. И вам, я вижу, не по себе. Пойдемте со мной! Только не думайте, что Алисе лучше, чем нам. Но она, очевидно, уже не может отступить.
– И я хочу остаться, - сказал Терра; но пока он на миг отвлекся от своего собеседника, тот ускользнул, как собеседник в мысленном диалоге. Терра внезапно принял решение храбро снести все, что сейчас еще казалось таким тяжким: несчастье, одиночество и борьбу без надежды на успех. Он перевел дух. Враги, которые больше не поздравляли, казались естественнее, он сам в положении неудачника был привычнее для себя. Борьба, в которой он готов уже был раскаяться, обретала прежнее значение. Крепко сжав рот, так что по углам образовались желваки, излучая бог весть какие угрозы скорбно горящими глазами, стоял он одиноко, и вид его как будто говорил, что у него еще остался козырь. Вдруг певица оборвала пение, стулья задвигались.
Появление фон дер Флеше, генерал-адъютанта; Ланна спешит ему навстречу; Альтгот делает знак лакеям убрать стулья. Всем понятно: появление фон дер Флеше означает, что его величество уже здесь. Дамы торопливо бросаются к зеркалам. "Позвольте, пропустите меня, сударыня!" Ясно как день: он по пятам следует за генерал-адъютантом; господа, у кого грудь в орденах, вперед, живо в первый ряд. "Простите, ваше сиятельство, все должны остаться на местах".
Последний миг, трепетное ожидание, сопение взволнованных гостей, какая-то дама дико взвизгивает. Ланна спешит спровадить писателя Гуммеля. "Милый друг, как мне ни больно..." Гуммель трух, трух, рысью вниз по левому крылу лестницы. Ланна стремглав к правому, поздно, его величество поднимается слева. Все взоры влево. Выход его величества.