Голова (Империя - 3)
Шрифт:
– Это сомнительно. Он сам хочет быть своим рейхсканцлером.
– Именно потому. В лице своего Леопольда он венчает собственный успех. Он счастливо отделался от соглашения с Англией. Англо-французский союз уже достоверный факт. Он теперь может преспокойно строить суда. Его Леопольд должен стать князем, он только об этом и мечтает. Похлопочи же и ты! От папы тебе нечего ждать благодарности, это ясно.
– Складка у нее между бровей стала глубже.
– Благодарность придет свыше.
Он подождал, пока она высказалась до конца, и продолжал вслушиваться, даже когда она умолкла. Придя в себя, он рассказал, как вызванный к доске
– Я ведь все знаю только с твоих слов, умник ты мой. Вот этого, например, я хорошо узнала только через тебя. Ты забыл, конечно. Мне врезалось в память каждое твое слово.
На самом же деле она боялась одного: что он не уяснил себе даже истинного значения всего предприятия в целом. Она не оставляла ничего недосказанным.
– Откровенность - лучшая дипломатия. Ты, конечно, хочешь спросить, что тебе с того, если ты поможешь моему отцу стать князем и при этом сам не сделаешься статс-секретарем? Я тоже так думаю. Папа охотно сплавил бы нас в какое-нибудь посольство, но мы на это не пойдем. Не будешь ты статс-секретарем, так и он не будет князем, я держу папу в руках, положись на меня.
Он хотел сказать: "А тебе я могу верить?" - но все было и без того ясно.
– А его величество!
– продолжала она.
– Ты способствовал осуществлению его тайного желания, польстил его тщеславию, это тебе не забудется. В ближайшие годы Леопольд будет прочно сидеть на месте. Его успех - это успех императора. Но преемник должен быть намечен заранее. Кто может им быть, кто на виду? С точки зрения житейской отец пустил к себе в дом врага. Как это будет с точки зрения политической - покажет время.
– Говоря так, она искренно страдала. Против отца за этого дурака! Такова жизнь!
– Ты дашь мне директивы, - заключила она и заговорила другими словами о том же самом.
Она умолкла только после того, как убедилась, что он прочно затвердил урок и стал поглядывать на письмо, которым размахивал все это время. Алиса давно уже прочла содержание письма у него на лице; теперь ей было ясно, что он по-иному рисовал себе брак прирожденного повелителя. Несмотря на всю ее предусмотрительность, он все еще слишком ясно ощущал ее превосходство и всегда задавался вопросом: "Может ли она, при своем уме, быть мне верна?"
Раньше чем он успел вновь распалиться злобой, Алиса сказала:
– Теперь перейдем к тому, что тебе пишет моя подруга Белла. А ну-ка, покажи!
Толлебен протянул ей письмо, как послушный ребенок, - он ни о чем не спрашивал, он совсем растерялся.
– Буквы вырезаны из газеты, - деловым тоном заметила она.
– Нет! Вернее, это целый кусок из газетного романа-фельетона, не иначе. Мой возлюбленный будто бы пьет у меня чай в те дни, когда я не принимаю.
– Она подняла глаза.
– Послушай, значит это должно быть не сегодня. Сегодня мой приемный день. Вот что, я отменю прием и не извещу об отмене только чету Мангольф. Они приедут, хотя бы для того, чтобы не возбудить подозрения. Что ты на это скажешь?
Толлебен попытался прибегнуть к привычному устрашающему ржанию, чему-то среднему между протестом и угрозой.
– Если желаешь моей
– Ну, угадай сам, кто твой враг!
– сказала она спокойно.
– Это враг твой, не мой. В нашем кругу обычно действуют целесообразно. Никому не придет в голову вырезывать из газет букву за буквой только для того, чтобы причинить вред женщине. Здесь дело в тебе, - повторила она.
– Он подставляет мне ножку, чтобы я не был назначен статс-секретарем, догадался Толлебен.
– Верно, - подтвердила Алиса, затем: - Тебе здесь советуют войти ко мне в указанное время и самому во всем убедиться. То же самое тебе советую и я. Только встретишь ты не моего возлюбленного, - у меня его нет, - а своего врага.
– Все это было сказано очень решительным тоном. Кончив, она поднялась. Толлебен также встал с места и поклонился по-рыцарски. Его помощь была обеспечена.
Она понимала, что рискует всем. Терра мог узнать об отмене приема и прийти. Кого послать к нему? У нее не было телефона, за которым бы не следили. Но когда она все-таки решилась позвонить ему, никто не ответил. В последний момент, когда она совсем потеряла голову, ей пришел на ум отец. Граф Ланна как раз собирался в рейхстаг; она попросила его передать господину Терра, что она сегодня не принимает. Не успела она вернуться в красную гостиную, как явились Мангольфы.
– Странно, что мы оказались одни, - сказала Алиса, указывая на чайный стол.
– Я ждала всех своих друзей. Теперь нам хватит места и здесь, в уголке.
– С этими словами она усадила их в глубокие кресла у самого входа в зимний сад.
– Чем интимней, тем приятней. Главное, надо знать своих истинных друзей, - прибавила она с меланхоличной веселостью.
Беллона обняла приятельницу картинным движением, проливая при этом слезы раскаяния. Мангольф молча уставился в пространство. Внезапно он заговорил о Терра в доброжелательном тоне.
– Его отношения с вашим тестем мне не по душе, - возразила Алиса.
– При его взглядах нельзя с полной искренностью представлять интересы военной промышленности.
Мангольф расхохотался:
– По-вашему, это так уж необычно?
– Для господина Терра, конечно. Он всегда шел своим путем.
– Тогда будьте уверены, что пожертвовать доводами разума было неизбежно. Только бездушные люди идут на это без особой крайности.
Она посмотрела на страдальца; под высоким изжелта-бледным лбом топорщились брови, почти доходя до запавших висков. У нее явилось искушение заговорить откровенно. Но именно в этот миг чета обменялась многозначительным взглядом, и начался легкий разговор.
В тишине прозвучал бой часов, гости поднялись. Мангольф уже поцеловал руку хозяйке дома, но Белла еще замешкалась. Когда Белла собралась уходить, Алиса сказала:
– Твой муж ушел вперед.
– Какой невежливый!
– заметила Белла.
Алиса посмотрела ей вслед, и они еще раз кивнули друг другу. Тогда Алиса подошла к зеркалу; она уже раньше увидела в нем, как Мангольф шмыгнул за угол и спрятался в зимнем саду за группой растений. Он ждал появления Терра.
Весь ужас был в том, что тот действительно мог войти. За чаем она с нечеловеческим напряжением владела собой, сейчас силы ее иссякли. Когда позади открылась дверь, она шарахнулась, вытянув вперед руки, и вполголоса пролепетала чье-то имя, ее возглас услышали рядом, в зимнем саду, листья там зашевелились.