Голова королевы. Том 1

Питаваль Эрнст

III

На окнах были спущены занавеси, а комната освещалась зажженным фонарем. Красный свет в соединении с полумраком комнаты давал волшебную игру теней, отражаясь розовыми лучами на постели и на прекрасной королеве. Камеристка зажгла благоухающее, одурманивающее курение, которое затемняет сознание людей еще ранее того, как они увидят богиню храма, и открыла дверь, чтобы впустить Сэррея, ожидавшего в передней, и сказать Марии Сэйтон, что она более не нужна королеве.

Навстречу Роберту из раскрытой двери несся запах амбры, и если он, в ожидании официального приема, готовился быть настороже с королевой и решил

оставить ее в сомнении насчет своей уступчивости, то теперь, при виде представшего перед ним зрелища, был до крайности поражен. Он вступил в полутемную комнату, его ноги утопали в мягком, дорогом ковре, заглушавшем шаги; он вдыхал в себя сладкий, одурманивающий сладострастием аромат и видел перед собой на ложе роскошную и прекрасную женщину, словно осиянную жгучим солнцем Востока и созданную волшебной силой бога мечты. Неужели это была та самая королева, которая, бледная и мрачная, как окутывавшее ее траурное одеяние, отдавала приказ пытать его? Неужели это была Мария Лотарингская, гордая матрона с презрительно насмешливым взглядом? Или это была сирена, принявшая образ королевы, чтобы обольстить его?

Роберт остановился поодаль, пока королева слабым голосом не попросила его подойти поближе. Он не устремился исполнить этот приказ, а сделал несколько шагов к ней.

— Подойдите к самой постели, граф Сэррей! — сказала королева. — Мне вредно говорить громко. Я нездорова, последние дни страшно потрясли меня. Вы еще сердитесь на меня, Сэррей?

Вопрос был так внезапен, так неожидан, тон его так мягок, что Роберт почувствовал, как кровь закипела в его жилах.

— Вы не отвечаете? — продолжала королева, словно желая предупредить его ответ. — Это деликатно и благородно, благодарю вас. Вы могли бы только пристыдить меня; вы должны питать ко мне ненависть, я знаю, чувствую это, и эта ненависть справедлива. Несмотря на нее, я велела позвать вас, как единственного охранителя моих прав и безопасности. Разве это не безрассудно? Я не в состоянии спокойно рассуждать. Скажите мне, Сэррей, как это я пришла к тому, что доверяю именно вам?

Роберт с удивлением смотрел на странно изменившуюся женщину, думая, не смеется ли она над ним. Но ее глаза глядели на него так печально, так страдальчески и с такой мольбой, что тронули его сердце.

— Ваше величество, — сказал он, — если вы доверяете мне — это лучшее удовлетворение, которое вы могли бы дать мне!… Ни в каком случае чувство, внушающее вам это доверие, не будет обмануто мной: я буду служить вам честно и искренне.

— Вы? — страдальчески улыбнулась королева. — Вы, которого я чуть было не велела убить? Или, быть может, это было только сном? Была ли я в полном сознании, или видела все это во сне?

— Ваше величество! Вы были в полном сознании. Вы просто ненавидели того, кто помешал вашим планам, и придали значение злым нашептываниям негодяя. Теперь, когда я узнал, какую тяжелую борьбу вы выдержали, я понимаю, что жизнь какого-то пажа должна была вам представляться очень малоценной. Я понимаю вашу ненависть и горечь сердца, когда я освободился от цепей и надменно торжествовал, Я оскорбил вашу гордость, выставляя себя победителем, и я не мог больше рассчитывать на милость.

Королева посмотрела на Роберта с улыбкой, которая вызвала краску на его щеках.

— Вы глубоко проникаете в душу женщины, — прошептала она, — но все-таки недостаточно глубоко, Сэррей. Я ненавидела вас также еще и по другой причине. Я — женщина, и там, где королева требует почтения, женщина в ней

требует ухаживания, льстящего ее тщеславию. Вы были свидетелем, как грубый слуга регента оскорбил меня, но не заметили моего взора, требовавшего от вас рыцарского порыва, но зато я видела, что подобный порыв тотчас же проявился, как только была обижена моя придворная дама. Сэррей, это может показаться мелочью, но такая мелочь оскорбляет глубже, чем скрытая насмешка. Я не ставлю вам в вину увлечение кокеткой, но вы хотели поступить на службу к моей дочери и равнодушно смотрите на то, как оскорбляют мою честь. К тому же вы знаете еще не все. В тот день я уже и без того была в сильном возбуждении, мои нервы были болезненно настроены и малейший пустяк мог рассердить меня.

— Ваше величество, — прервал ее Роберт, — быть может, вам представляется необходимым дать мне это объяснение, но объяснение тягостно для вас, а для меня постыдно.

— Но это необходимо, — возразила королева. — Как я уже сказала вам, я принуждена просить вашей помощи. Я уже думала о том, чтобы избрать посредницей Марию Сэйтон, но боюсь, что вы могли бы разгадать ее игру.

— Игру, ваше величество? Какую игру? — спросил Роберт более тоном упрека, чем с любопытством.

— Милый Сэррей, — засмеялась королева, — по этому поводу я могу дать вам объяснения только тогда, когда мы будем союзниками.

— Для союза необходимо полное доверие, ваше величество, — ответил Сэррей. — Если вам требуется какая-нибудь услуга, то в моем лице вы найдете самого послушного слугу, что же касается союза, то, прежде чем говорить о нем, я должен быть убежден, что ваше лестное предложение не является лишь приманкой, желанием возбудить мое тщеславие, над которым вы посмеетесь потом самым обидным образом.

— Как мало вы доверяете мне, Роберт! — прошептала королева. — А с другими вы более благородно доверчивы. Вы верите той женщине, которая недостойна вашего доверия. Скажу вам правду, граф Сэррей!… Вначале, когда Мария Сэйтон, смеясь, рассказывала мне, что вы для нас ничем не опасны, что она может заставить вас действовать гак, как ей угодно, я хотела воспользоваться влиянием этой маленькой кокетки для своих целей. Но теперь я изменила свое намерение. Сегодня, когда она сообщила мне о том, что произошло в башне замка, как вы хотели сломать свою шпагу в доказательство того, что жертвуете для нее своей честью, я пришла к заключению, что пора прекратить эту недостойную игру. С моей стороны было бы преступлением поощрять дальнейшее кокетство Марии Сэйтон.

— Мария Сэйтон все рассказала вам? — пробормотал Роберт, совершенно сраженный тем, что услышал. Мария Сэйтон смеялась над его самым святым чувством! Она издевалась, в то время как его сердце обливалось кровью! — Так по была игра, только игра! — снова пробормотал он.

— Да, это была игра! — подтвердила королева. — И недостойная игра, как я вижу. Вы побледнели, дрожите? Эта коварная кокетка не только нанесла удар вашему самолюбию, но и жестоко ранила ваше сердце?

Роберт пронизывающим насквозь взглядом смотрел на нее, как бы желая проникнуть в самую глубину ее души.

— Ваше величество, может быть, вы ошибаетесь? — прошептал он. — Скажите, что ошибка возможна, и я с радостью ухвачусь за малейшее сомнение. Ни одна женщина не может быть так жестока, так бессердечна! Нет, нет, это не так. Мария Сэйтон спасла меня от мук пытки и после такого великодушного поступка не станет издеваться над человеком, который ни в чем не провинился перед ней!