Голова королевы. Том 2
Шрифт:
— Да, сделай это.
Обер-гофмейстерина радостно поспешила позвать фрейлин; против всякого ожидания она добилась очень многого, и, может быть, только потому, что первый гнев королевы обрушился на Лейстера.
Леди Анна позвала фрейлин, заведовавших гардеробом королевы, и камер-фрейлин. Все поспешили к исполнению своих обязанностей. Леди Анна выбрала любимое платье Елизаветы. Через пять минут королева уже была занята большим туалетом, но для кого собственно — этого она не знала и сама. Но если бы эта всемогущая государыня догадалась сейчас, что служит просто марионеткой
Через некоторое время Бэрлей снова подошел к леди Анне с немым вопросом. Та сразу поняла его.
— Ее величество занята туалетом, — ответила она.
Ласковая улыбка и новый поцелуй ее руки были наградой министра послушанию обер-гофмейстерины.
— Дайте мне знать, когда государыня окончит свой туалет, — сказал он.
— Слушаю-с, милорд, — ответила леди Анна.
Бэрлей вернулся обратно в кабинет, где он обыкновенно работал во время своих занятий во дворце. Вскоре ему дали знать, что туалет окончен, и он отправился к королеве.
Слезы облегчают горе женщины, но в еще большей степени заботы о собственной наружности могут облегчить ее страдания. Теперь в Елизавете проснулось прежнее кокетство, и казалось, что она забыла обо всем на свете, кроме наряда и украшений.
Королева сидела посреди своей гардеробной в кресле. Перед ней, по бокам и сзади стояли венецианские зеркала выше человеческого роста, и около нее хлопотали парикмахерши да камер-фрейлина, старавшаяся половчее укрепить какое-то бриллиантовое украшение.
Бэрлей так и застыл, словно окаменев, у порога. Елизавета поняла своего министра и улыбнулась. Она выслала из комнаты своих дам и, улыбаясь, спросила Бэрлея:
— С чем вы явились, милорд?
— Ваше величество, я даже забыл, зачем явился к вам, — ответил Бэрлей, весь погруженный в восхищенное созерцание. — Я благословляю небо, что мои глаза удостоились видеть вас в присущем вам блеске, красоте и величественности, что весь ваш вид говорит о лживости уверений ваших врагов!
— В чем дело? — Елизавета поспешно встала и скользнула в находившийся по соседству рабочий кабинет. Бэрлей последовал за ней. — Говорите!
— Злобная зависть и подлое недоброжелательство врагов Англии заставляют их распространять за границей слухи, будто над лондонским двором веет призрак смерти…
— Ого! — в гневе воскликнула королева.
— Врага государства и религии, — продолжал Бэрлей, — уже торжествуют, что в Англии естественным путем произойдет перемена царствования…
— Довольно! — крикнула Елизавета, и ее щеки покраснели даже под слоем белил и румян. — Все остальное я уже поняла! Лорд Дэдлей прав, в известном отношении он обладает огромным тактом…
Бэрлей насмешливо улыбнулся.
— Но хорошо же, — продолжала Елизавета. — Теперь я снова покажу себя! Мы устроим несколько праздников. Я докажу всему свету, что никакие государственные заботы не могут слишком тяжело придавить мне плечи! Что вы посоветуете?
— Погода очень хороша, ваше величество. Прикажите устроить большую охоту. При этом мы не только докажем, что наш двор полон жизни, но и ваша особа явится во всем своем лучезарном величии.
— Вы правы! Завтра же пусть будет устроена большая охота. У вас есть что-нибудь для меня?
Бэрлей сделал ряд незначительных докладов, с которыми было скоро покончено, и ушел от королевы, довольный успехом своего плана.
Елизавета подозвала дежурную камер-фрейлину и приказала:
— Если лорд Лейстер еще в Гринвиче, то позовите его сюда!
Камер-фрейлина ушла.
Лейстер, сейчас же явившийся по переданному ему приказанию, был очень поражен переменой во внешнем виде королевы, но затаил в себе это изумление и стоял у порога с низким поклоном, ожидая приказаний Елизаветы.
— Милорд Дэдлей, — сказала королева, — мы желаем устроить завтра большую охоту, позаботьтесь о всех необходимых приготовлениях, вы будете нашим кавалером.
Счастливый Дэдлей! Как ему было владеть собой!
Он поклонился так низко, что чуть не коснулся лбом пола, и, пятясь, пятясь, вышел из кабинета королевы, ободряемый ее ласковыми улыбками. Сверкая счастьем и гордостью, он прошел через приемную, куда уже проникло известие об устраиваемой большой охоте, что вызвало всеобщую радость и оживление.
Глава двадцать вторая
ЭДУАРД МАК-ЛИН
Мак-Лин был скорее приверженцем католической религии, чем королевы Стюарт. Его меньше всего интересовали счеты Елизаветы с Марией, гораздо больше — восстания против протестантского господства в Шотландии. Тем не менее он считал Марию Стюарт законной государыней, а себя — ее подданным.
Когда партия Марии Стюарт была рассеяна, враги Мак-Лина воспользовались удобным случаем свести с ним личные счеты. Поэтому Мак-Лин был вынужден бежать и скрыться во Франции с частью преданных ему людей.