Голова в облаках
Шрифт:
— Нет, теперь и под землей бы все заполнило, за столько-то лет. Думай дальше.
— Тогда испаряется.
— Это я предусмотрел. Волга тоже испаряется, а течет зимой и летом в постоянной продолжительности движения.
— Ну, тогда не знаю.
— Чего же сидишь голышом без полезного дела?
— А что делать-то, Сеня?
— Думать, Фенечка, думать в поисках истины явления. Нельзя жить не думавши.
И тут Феня окончательно утвердилась, что на Сеню нашло и теперь надо быть готовой к любым неожиданностям. В таком состоянии скромный механик утководческой фермы совхоза мог повздорить со своим директором Мытариным, мог вообще бросить работу и сидеть без дела на берегу
II
Феня не ошиблась, у ее мужа наступило именно такое время. Конечно, и прежде Сеня не жил бездумно, он тоже размышлял во время работы и на досуге, читал книги, журналы и газеты, смотрел по телеку «Очевидное — невероятное», «Клуб кинопутешествий» и научно-технические передачи, накапливал самый разнообразный эмпирический материал. Но вот настали страдные, плодоносные дни, когда все то, что незаметно росло, колосилось, цвело, теперь налилось в тугие зерна истины, необходимые не только ему лично, но и всем другим советским людям. О том, что зерна созрели и уже торкались наружу, давали знать те симптомы в Сенином поведении, которые мы отметили. Сам он особенно тревожно — поэтому и сошла с его младенческого лица блаженная улыбка — чувствовал наступление своего страдного периода и еще не знал, что собственно им выращено, каков урожай. Мелкие замечания о сосках на мужской груди и о Каспийском море, которое никак не наполнится, — полова, не более. Таких наблюдений роилось вокруг него множество, но главное еще не родилось, не обнажилось. А по беспокойству последних дней Сеня чувствовал, что это будут мысли серьезные, большие, многотрудные. Они подступили к окрестностям его разума, он слышал их волнение, безбоязненно ждал, нетерпеливо хотел видеть, и они тоже торопились навстречу, — казалось, вот-вот появятся, ан нет, не показываются, не ухватишь.
По случаю воскресенья Сеня сидел дома, глядел в окошко па свою Феню, которая пошла в продуктовый магазин, и прислушивался к себе. Из кухни вбежала босоногая и чумазая Михрютка, его любимица, второклассница, с яйцом в руке, и с порога сообщила:
— Пап, а я видала черного зайца. Во-от такие уши! Морковку у Шатуновых в огороде лопает. Слышь? А ихняя собака стоит рядом и ничего. Слышишь, что ли?
Слышу. Черный заяц и собака. Только ты мне не мешай.
— Ты же так сидишь.
— Не так, а думаю.
— Хе, думаю! Голова, она без тебя думает.
— Как так без меня?
— А сама по себе. Как хочет, так и думает.
— Нет, Михрюточка, не как хочет, а как надо по смыслу жизни.
— А как надо? — Михрютка подбежала и влезла к нему на колени.
— Когда как придется в действительности. — Сеня посадил ее удобней и погладил по голове. — На то есть глаза, уши, нос, кожа и другие факторы сообщения головы.
— Она ими думает, да?
— Не ими, а с ихней помощью. Вот, например, ты выскочила на улицу и тут же возвратилась одеться: холодно. Кто тебя послал, знаешь?
— Никто. Холодно если, пупырышки на коже всходют, я и догадываюсь сама.
— Не сама, а кожа подсказала: холодно. Уши прислушались — ветер. Глаза поглядели — тучки бегут по небу, ветки на липах гнутся. Вот твоя голова
— Нет, пап. Это весной так было, а сейчас жарко, мы купаться собираемся. Вот яйцо съем и побегу.
— Яйцо? — удивился Сеня, вдруг заметив внутренним взором свою созревшую мысль.
— Яйцо, — беспечно подтвердила Михрютка.
— Яичко. От завтрака осталось. А ты про что думаешь, пап?
— Я? — Сеня пораженно глядел на яйцо, на дочь, опять на яйцо и уже полностью видел свою главную мысль: она высунулась открыто на прямой детский вопрос, встала на виду и не уходила, ждала, чтобы Сеня ее запомнил, удержал. И Сеня сказал вслух, чтобы удержать и закрепить ее в возбужденном сознании: — Новую машину придумываю, Михрютка, а главной деталью движения в той машине будет почти такое же яйцо, только металлическое. Поняла?
— Поняла-а, — разочарованно протянула Михрютка, сползая с колен отца. — Все машины да машины… Побегу купаться, лады?
— Беги, беги. — Сеня уже не глядел на дочь, торопливо взял с полки амбарную книгу, в которую записывал свои мысли и изобретения, и тут же, на подоконнике стал набрасывать чертеж главной мысли.
В общем виде это была поршневая группа четырехтактного двигателя внутреннего сгорания (ДВС), с поршнями необычной, яйцевидной формы. Вроде бы ничего особенного, безобидная прихоть своевольного сельского механика, полет его отдыхающей фантазии, но многоопытный Сеня взволновался, бросил на подоконник карандаш и быстро стал ходить к порогу и обратно, вперед-назад, туда-сюда. И все убыстряя шаг.
Дело рождалось нешуточное. И, главное, не такое уж трудное: изменить только форму поршней, одних лишь поршней. Во всех двигателях тракторов и машин. И тогда энергетическая мощность совхоза, да что там совхоза — района, области, Российской Республики, всей Советской страны возрастет в два раза. Как просто-то!
Сеня уже видел возвратно-поступательные движения нового поршня в цилиндре, радовался, что у него, обновленного, площадь трения — яйцо же, почти сфера — в два с лишним раза меньше, а площадь полусферического дна, на которое приходится рабочее давление, в два раза больше, чем у обычного поршня с плоским дном и цилиндрическими стенками. И вот рождалась дополнительная мощность того же двигателя, КПД его сразу возрастал вдвое. А если еще внести полезные конструктивные поправки в другие узлы — например, использовать для приращения мощности энергию выхлопа, — то и больше.
В настоящее время жизни лучшие двигатели внутреннего сгорания — а в основном на них едет отстающее от общего прогресса сельское хозяйство — имеют КПД тридцать с небольшим гаком процентов, а новый, с яйцевидными поршнями и другими усовершенствованиями, потянет процентов на семьдесят.
Что же это будет в итоге конечности?
Вот бумага, вот карандаш письменной принадлежности, прикинем энерговооружение мирного нашего совхоза «Волга». Можно бы справиться у главного бухгалтера Владыкина, но мы подсчитаем и сами.
Всего у нас 40 тракторов, 16 комбайнов, 30 грузовиков и 2 легковушки. Общая мощность парка — 7130 лошадиных сил, или, в переводе на общую меру, 5 237 680 ватт, считая в одной условной лошадиной силе 736 ватт. Поскольку мощь каждого двигателя удваивается, увеличим эти цифры вдвое. А если теперь проделать такой же подсчет для всех хозяйств района, области, республики, всей страны, — цифры будут астрономической ужасности.
Но зачем путаться в цифрах, когда проще представить и воображении ума, что мощность наших тракторов, комбайнов и прочих машин удвоилась. Сразу.