Головач-3
Шрифт:
– Идите, посмотрите, мэр, - пригласил Имона Такер.
– Вы пропускаете все веселье!
– Не, парни, - отверг приглашение Имон.
– Я уже насмотрелся поедаемых членов. Поверьте мне.
Наконец, после нескольких мучительных минут, крики Датча стихли, а тело обмякло.
– Похоже, наш наркобарыга либо помер, либо отрубился, - предположил Такер.
– Но мы определенно доставили ему радость!
– весело воскликнул "Пузо".
Шума из коробки больше не доносилось.
– Грызун уже закончил?
– спросил Имон.
Такер, широко ухмыляясь, кивнул.
– Сейчас он просто лакает
– Мяса больше не осталось!
– сообщил Хорейс.
– Скажу, он быстро расправился с "петушком" этого парня!
– отметил Клайд.
– Да там и расправляться-то не с чем было, - вынужден был добавить Хорейс, а затем снова раздался громкий хохот.
Когда "Пузо", наконец, убрал коробку, место, где раньше находились гениталии Датча занимала рваная, ярко-красная дыра. Однако по одному взгляду на опоссума и его сильно раздутый живот можно было сказать, что животное сыто и довольно.
– Посадите его обратно в клетку, - проинструктировал Имон.
– Дайте ему пару дней, чтоб он все это высрал, после чего поджарим его на гриле. Мне не очень нравится идея есть мясо опоссума, вскормленного на причиндалах наркобарыги.
– Это точно, мэр, - заметил "Пузо".
– У паренька брюхо битком набито.
"Пузо" унес коробку вглубь амбара. Такер тем временем принялся рыться на деревянных полках, заваленных инструментами. Вскоре он достал старую дрель, оснащенную трехдюймовой кольцевой пилой.
– Сейчас, мэр?
Имон оттянул большими пальцами свои подтяжки.
– Да, тянуть, думаю, не к чему.
С беззаботным видом Такур "газанул" дрелью, надавил своей огромной ручищей Датчу на лицо и поднес вращающуюся пилу к его макушке.
– Поехали!
– радостно воскликнул Хорейс.
– Давай, Так!
– поторопил его Клайд.
– Вскрой тыкву этому куску дерьма!
– Помни, - проинструктировал Имон.
– Не переборщи, сынок. Пусть пила выполнит свою работу, а потом ты сделаешь более аккуратный разрез.
Несмотря на катастрофический рев пилы, Такер с настоящим изяществом опускал ее по миллиметру за раз, погружая в череп пленника. Под неутихающий звук стальной пилы, режущей кость, в воздух поднялось небольшое количество зловонного дыма. Наконец, скорость вращения увеличилась, а наклон сменился. Такер отпустил регулятор и вытащил сверло.
– Идеально, - похвалил Имон.
Когда Такер снял со сверла пилу, из нее вывалился идеальный кружок скальпа и кости.
– То, что надо, - сказал он и сжал себе промежность.
– Мой член пустился в пляс.
Клайд тоже сжал себе промежность.
– Знаешь, как бы мне не нравилось смотреть на голую девку, должен признаться, что пока я наблюдал, как ты сверлишь башку, я завелся еще сильнее.
– Понимаю, - согласился Хорейс.
– Я чувствую, будто могу продолбить своим членом гору шлакобетонных плит!
– Хорошо сказано, - похвалил Имон.
– И глядите-ка!
– воскликнул "Пузо", будто обрадовавшись чему-то.
Все остальные посмотрели, выпучив глаза, на тело Датча. Руки и ноги у него слегка подрагивали. Он был не совсем мертв.
– Вот это да!
–
– Засранец еще шевелится.
– Это редкое удовольствие, - провозгласил Имон.
– Бывает не часто, но когда случается, это как благословение. По-моему это называется... живучесть.
– Это что такое, мэр?
– спросил Клайд.
Такер почесал голову.
– Да, не могу сказать, что знаю это мудреное слово.
– Живучесть, парни. Этот парень является доказательством того, насколько живучим может быть человеческий организм. Однажды я читал, что один парень, работавший на стройке, свалился с четырехэтажного здания и напоролся на кусок арматуры. Прошу заметить, что тот воткнулся ему в задницу, прошел через все тело, вылез из плеча, и этот засранец выжил. Кстати, через неделю был уже, как огурчик. То же самое здесь, парни.
– Он похлопал подрагивающего человека по плечу.
– Этому парню отгрызли член, затем просверлили дырку в башке, а он все еще жив. Да уж. Вот это мы и называем живучесть.
Такер погрузился в задумчивые воспоминания.
– О, да, мэр. Пару лет назад, когда вы уезжали на оленью охоту, мы с Клайдом возвращались из Крик-сити и увидели на дороге чернокожую девку со спущенным колесом. Помнишь, Клайд?
Клайд сделал пазу, словно мысленно возвращаясь в прошлое, и начал вспоминать.
– Да, да, та чернокожая девка из Варшингтона на модной иностранной машинке. А сиськи у нее были!
– Он присвистнул.
– Необъятные сиськи.
– Да уж. Сиськи там были более чем выдающиеся, - продолжил рассказ Такер.
– Торчали из-под ее модного платьица так, будто могли проломить кирпичную стену. Но как бы то ни было, мы остановились, чтобы предложить ей помочь поменять колесо. И разрази меня гром, если тут не произошло самое странное. Вместо того, чтобы сказать спасибо, эта дерзкая сучка навела на нас пистолет...
– Пистолет, говоришь?
– удивленно спросил Имон.
– Да, вытащила огромный револьвер. А потом начала говорить всякие гадости. Будто слышала про нас, деревенских вырожденцев, что мы только и делаем, что хлещем самогон, да насилуем и избиваем женщин. Сказала, что если мы попробуем ее тронуть, она нам покажет, где раки зимуют.
Имон нахмурил брови.
– Надеюсь, вы, парни, не называли ее всякими расистскими словами. Знаю, что учил вас так не делать. Все люди равны, с холмов они или из городов, белые они или черные, индейцы или китайцы.
Такер казался напуганным.
– О, нет, мэр, вы ж знаете, мы не такие. Презираем только наркобарыг, воров и тупых блондинок.
– Молодцы, - похвалил Имон.
– Так что случилось потом?
– Как я уже говорил, она размахивала этим пистолетом, говорила, что покажет, где раки зимуют. Еще называла нас "деревенским быдлом"– вот это да!
– и кричала, что наделает в нас дырок. Поэтому мы просто пожали плечами и сказали, что нельзя так разговаривать с теми, кто предлагает помощь, но раз она не в духе, то мы просто поедем своей дорогой. Потом мы с Клайдом вернулись к грузовику.