Головач-3
Шрифт:
– Бросьте, мэр. Вы не можете это сделать!
– О, как раз можем и сделаем. Мы уже делали, если ты забыл.
– Имон кивнул в сторону бесформенной кучи, которая когда-то была Кларком.
– Городские должны уяснить урок. Если будете с нами дурковать, получите "ответку" в сто раз жестче.
– Правильно, дядя Имон, - сказала Сара Мэй. Она потерла руками, будто в предвкушении предстоящего торжества.
Брайс закусил губу. Они не могли изменить то, что случилось сегодня. И уж точно не могли изменить мозги Ларкинсов и родственников Баббы. Чьи мозги претерпят сегодня изменение,
– Мэр, у меня на улице стоит "БМВ" за восемьдесят тысяч долларов, - сказал Брайс.
– Я перепишу ее на вас прямо сейчас.
Имон поморщился.
– Тебе должно быть стыдно за себя, сынок. Будь американцем, покупай американское.
Оги был теперь надежно связан и обездвижен. Он отчаянно напрягал руки, пытаясь освободиться от уз, но не мог сдвинуться с места. На запястьях появились ярко красные рубцы от веревки. Стоящий возле стола Такер повернулся, лицо у него светилось в безумной улыбке. Он держал в руке дрель с кольцевой пилой. Загнутые зубцы на цилиндре ироничным образом напомнили Брайсу про акулу. Такер "газанул" дрелью. При вращении, ее зубцы смазались в единое пятно.
– Вот чем мы вскрываем им "бошки", - пояснил Такер.
Рев дрели будто перевел пульс Брайса на какой-то бешеный галоп. Он принялся лихорадочно придумывать сделку, которая могла бы спасти им жизнь.
– Послушайте, послушайте, отпустите нас... и... я дам вам чек на триста тысяч!
– заикаясь, пробормотал он.
– Его не отследят! А Оги сможет дать вам еще больше! Я серьезно! Просто отпустите нас!
– Да, мужик, конечно!
– отозвался со стола Оги.
– Четыреста "штук", я не шучу! Мы никому не скажем, Богом клянемся!
Имон вздохнул и, цокая языком, покачал головой.
– Почему городские ценят деньги больше, чем что-либо? Нам не нужны ваши деньги, сынок. Мы просто хотим правильной мести, во имя моей невинной дочери. Разве вы не понимаете?
Он указал на Такера. На этот раз, когда Такер направил пилу на голову Оги, зубцы пилы не замедлились.
– Держите его крепко, ребята! Чтобы долить парню мозг, Клайду и Хорейсу нужно хорошее ровное отверстие.
– Зуб даю, они смогут сделать это даже вот с такой дырочкой!
– сказал "Пузо", поднеся большой и указательный пальцы так близко друг к другу, что между ними не смог бы пролезть даже комар.
Все взревели от хохота. Все кроме Имона, и, конечно же, Клайда и Хорейса.
Логер и Хорейс зажали руками голову Оги с обеих сторон, чтобы зафиксировать ее. От ужаса тот издавал тонкое скуление, которое почти не отличалось от звука дрели. И гармонировало с ее пронзительным визгом. Но потом Оги закричал:
– Браааааааааааайс!
Свободно вращающийся цилиндр замер при соприкосновении с макушкой Оги, а затем "нашел колею", и стал вгрызаться в черепную кость.
Брайс тоже завопил, пытаясь перекричать Оги и дрель.
– Не надо! Пожалуйста, умоляю вас! Я отдам вам квартиру в Верхнем Вест-Сайде! Она стоит миллион "баксов"!
Имон фыркнул.
– Нужна нам твоя клятая квартира, сынок.
Оги бился на столе, как бык, сваленный на пол скотобойни ударом кувалды. Он выгибал спину, но Логер и Хорейс удерживали его голову на месте. Крик Оги смолк, когда пила, прорезав кость, столкнулась с чем-то более мягким и гораздо менее прочным. Это напомнило Брайсу половое сношение - влажные звуки возбужденной плоти, скользящей между скользкими мембранами. Рот брата был разинут в безмолвном крике, тело обмякло. Животный страх в невидящих глазах сменился каким-то жутким равнодушием.
Брайс закричал, чувствуя, будто внутри него что-то рвется.
Такер вытащил пилу и отложил в сторону. Опустившаяся на комнату тишина казалась оглушающей. Нервные окончания у Оги продолжали сокращаться, кулаки и пятки яростно колотились об пол, при этом лицо у него сохраняло бесстрастное выражение. Будто он был лягушкой, которую подсоединили к автомобильному аккумулятору.
Имон указал на "Пузо".
– Сделай разрез.
"Пузо" вытащил нож из стола, с которого Логер брал азбуку Баббы, и Такер отложил пилу. Он вставил лезвие в голову и повернул, придавая разрезу желаемую форму, будто вырезал в "хелоуиновской" тыкве зубастую ухмылку. Кровь и мозговая жидкость капала в растущую под столом лужу.
У Брайса внутри все переворачивалось вверх дном. Он смотрел, выпучив глаза и разинув рот. Самое ужасное было наблюдать после всего этого вздымающуюся грудь Оги. Он был все еще жив. Его тело подрагивало, лицо было бесстрастным и неменяющимся, словно на фотографии. Белым и обескровленным, как после лоботомии. Даже если каким-то чудом он сегодня выживет, Оги, каким его знал Брайс, исчез навсегда. Пила прорезала в кости круглое отверстие. Такер возился с ним, скрипя зубами и напрягая мышцы. Отвратительный скрип извлекаемой кости эхом отозвался у Брайса в ушах.
– Ладно, городской, предлагаю сделку, - сказал Имон.
– Мы отпустим тебя.
Последняя фраза была, наверное, единственным, что дошло до сознания Брайса сквозь этот туман ужаса. Он захлопнул рот и смог, наконец, оторвать взгляд от Оги и переключить внимание на мэра.
– Но есть одно условие, - продолжил Имон.
– Какое... какое условие?
– спросил Брайс, его голос звучал незнакомо и будто в записи. Он не чувствовал контроля над собственным телом.
С неменяющимся пустым выражением Имон указал на лежащего на столе Оги. И ничего не сказал.
– Что вы...?
– Брайс растерянно замолк. Он решил, что травма этого вечера нарушила его способность воспринимать то, что для других являлось чем-то совершенно очевидным. На ум ему пришло лишь одно объяснение, и оно не укладывалось у него в голове, поскольку было чистым безумием...
Стоящий за спиной у Брайса Клайд усмехнулся и начал подталкивать его к столу. Брайс инстинктивно выставил вперед ногу, чтобы помешать этому, но Клайд без лишних усилий пихнул его так, что тот оторвался от пола, будто марионетка, которую дернули за ниточки. Он протащил его мимо Кларка, неумолимо приближая к только что проделанному отверстию в голове брата.