Головоломки
Шрифт:
— Вы сказали, что писали три объяснительные, — напомнил ему Серегин. — Выходит, власти все же как-то интересовались Олейниковым.
— Да нет, не совсем так. Или, точнее говоря, совсем не так! — внезапно взорвался Полозов. — Первую объяснительную я написал следователю, который вел дело Олейникова. Я точно не знаю, что там было за дело, но, похоже, наш капитан влип в какие-то неприятности. А объяснительная была по поводу неверного диагноза, который я поставил Олейникову первоначально. Но поймите, диагноз утверждал не я один. Александр Михайлович был с ним полностью согласен. Сначала… — Полозов умолк и уставился
— Что это был за диагноз? — слегка подтолкнул его Серегин.
— Ожог третьей степени, — немного помолчав, сказал Полозов. — И вытекающая из него полная недееспособность. Я уже даже начал оформлять Олейникова на инвалидность. Но меньше, чем через месяц излечения он вдруг резко пошел на улучшение, чего в принципе быть не могло. Ткани после таких ожогов не могут восстанавливаться. Так просто не бывает! Да что ткани — у него был паралич обеих ног. Поначалу Олейникова катали в инвалидной коляске. И вдруг, буквально через месяц, он начал вставать, стал ходить, келлоидные рубцы на лице и теле стали рассасываться… В общем, фантастика! Но мне эта фантастика чуть было не стала боком. Следователь обвинил меня в ошибочном диагнозе. Ученый Совет госпиталя потребовал объяснений. Пришлось писать кучу справок и объяснительных, ночами выискивать по медицинским журналом статьи с описанием подобных случаев…
— И нашли? — с любопытством спросил Серегин.
— К счастью для меня — да. В журнале «Медицинский вестник», год, кажется, за семьдесят седьмой, было описание подобного восстановления после тяжелых ожогов. Где-то в Карелии, что ли… Точно не помню, но можно будет найти. Там полностью обожженный пациент не только выжил, но и восстановился. Правда, в отличие от нашего Олейникова, его мазали какой-то непонятной то ли мазью, то ли слизью, происхождение которой было в статье описано крайне невнятно. В общем, благодаря этой статье, а также поддержке Александра Михайловича, все это обошлось для меня не совсем, правда, легким, но просто испугом. В общей сложности Олейников пробыл у нас четыре месяца и вышел отсюда своими ногами, что уже являлось чудом из чудес. У него даже лицо восстановилось, только кожа с правой стороны стала буро-коричневой, как от сильного загара. Вот и вся история.
— Понятно, — протянул Серегин, потому что не знал, что еще сказать.
Олег тоже молчал. Он сидел позади, и Серегин не видел его выражения лица, а оборачиваться не хотелось. И это мало чего бы дало, Серегин уже знал, что Олегу, с его контролем мимики, только в покер играть.
— И что же вам понятно, — не выдержал паузы Полозов. — Мне вот до сих пор ничего не понятно. С тех пор через меня прошло больше сотни пациентов — ожоги являются одной из самых распространенных травм в армии, — но Олейников был единственной моей неудачей.
— Почему же неудачей? — не понял Серегин. — Человек выздоровел, и врач должен только радоваться.
— Да, выздоровел, — кивнул Полозов, и на лице его отразилась явная досада. — Только моей заслуги тут не было, как и всего нашего персонала. Не я его вылечил — он вылечился сам непонятным мне образом. Поймите, там нечего было лечить. Он побывал в таком аду — на нем кевлар бронежилета расплавился! Нам пришлось срезать его скальпелями вместе с мясом. Какое уж тут лечение, тем более, с почти полным выздоровлением. Просто чудо, что он не умер по дороге к нам, как два его товарища…
— Ну, хорошо, — после молчания сказал Серегин. — Олейников был вашим пациентом. Насколько я понял, самым тяжелым
Полозов тяжело вздохнул, налил полстакана воды из стоявшего на столе графина, выпил.
— Да весь он был странный, — сказал он более спокойным тоном. — Впрочем, это не удивительно. Не знаю точно, где он побывал и что пережил… Мне ведь об этом не докладывали. Следователи из вашей конторы навещали Олейникова раз пять, но в ответ на мои вопросы просто молчали. Так вот, я не знаю точно, что с Олейниковым было, но после этого вряд ли можно оставаться не странным. Конечно, он был странный. Было бы странно, если бы он остался прежним…
Полозов начал опять заводиться, почувствовал это, налил еще полстакана воды.
— Он молчал, — продолжил он после перерыва. — Нет, он был способен говорить, хотя первый месяц — с трудом. И он отвечал на простые вопросы, вроде «хотите пить?» или «голова болит?». На все попытки, как мои, так и медсестер — у нас хоть и военный госпиталь, но медсестры гражданские, — поговорить с ним на любые темы кончались ничем. Он просто молчал, ничего не рассказывал, ничего не хотел. Только все время крутил свой кубик Рубика. Даже во время перевязок, а это были весьма болезненные процедуры.
— Кубик? — не понял Серегин. — Какой кубик?
— Ну, кубик Рубика, — повторил Полозов. — Головоломка такая. Наверное, видели? Пластиковый кубик с разноцветными квадратиками, которые могут крутиться в разные стороны. Шесть плоскостей у куба — шесть цветов. И надо собрать их по цветам…
— Да, что-то такое я видел у соседской девчонки, — кивнул Серегин.
— Вот и у Олейникова был такой. Наверное, талисман. Люди его профессии часто верят во всякие талисманы-обереги. Олейников из рук его не выпускал, даже спал с ним, и все пытался собрать. Без нервов, не дергаясь, спокойно, методично, хотя ничего у него не получалось. Но было похоже, для него являлся важным не результат, а сам процесс… Я, конечно, не знаток подобных головоломок, не любитель, знаете ли, вот только кубик у Олейникова был не простой, а какой-то… продвинутый, что ли. Наверное, нового поколения. За бугром ведь вечно что-нибудь новенькое выдумывают, — добавил заведующий отделением с легким осуждением в голосе.
— И чем же он был необычный? — проформы ради спросил Серегин.
— Сложно сказать, — замялся врач. — Тут дело не в чем-то конкретном, а просто в ощущениях. Я как-то раз зашел к нему в палату. Олейников дремал, кубик лежал на простыне у его руки. Я практически машинально взял его, повертел в руке. Знаете, пластик там был какой-то странный на ощупь, чуть-чуть покалывал пальцы иглочками, словно слабым током… И мне показалось… Да нет, просто показалось, чего там…
— Что именно вам показалось? — внезапно резко спросил за спиной Серегина Олег.
Серегин даже вздрогнул — за разговором он практически забыл о присутствии напарника.
— Ну, если вы так настаиваете… — пробормотал Полозов. — Но учтите, это всего лишь мое впечатление, не более…
— Что вам показалось? — нетерпеливо повторил вопрос Олег.
— На секунду, уточняю, всего лишь на секунду, — сказал Полозов, — мне вдруг почудилось, что я непременно должен собрать этот кубик, словно от этого зависит что-то очень важное… Ну, жизнь моя, что ли.
— И что было дальше? — вернул себе инициативу Серегин.