Головоломки
Шрифт:
Серегин мельком подумал, что в малогабаритке теперь куча вооруженного народа, там сейчас не протолкнуться от людей с оружием, и у Олейникова нет ни малейшего шанса, даже будь он трижды суперменом.
— Наш выход, — сказал чужим, незнакомым голосом Вольфрам.
Незримая центрифуга все набирала обороты, и Серегин с трудом расслышал его. Но все же, почти инстинктивно, он рванулся было вперед. Однако, сильная рука Вольфрама схватила его за плечо.
— Давай строго за мной, — чуть ли не в самое ухо сказал ему Вольфрам. — Держи мне спину.
Олег, очевидно, знал, что нужно делать, потому что поперед батьки в пекло и не думал соваться. А может,
Путь длиной в четыре ступеньки и лестничную площадку показался Серегину бесконечно долгим, словно они неделю тащились по пустыне, увязая в песке. Через лежащие тела, всего лишь несколько минут назад бывшие живыми, наверное, веселыми и энергичными парнями, Вольфрам просто переступил. Как через незначительное препятствие.
Серегина тянуло остановиться и проверить, действительно ли парни мертвы. А вдруг они только без сознания и нуждаются в срочной помощи. Но Вольфрам сказал «держи спину», и Серегин не мог оставить командира без прикрытия. Надеясь, что идущий позади всех Олег догадается что-нибудь сделать, Серегин, как и только что Вольфрам, перешагнул неподвижное тело, стараясь не наступить в струйку крови, расширившуюся уже в черную лужицу, и вошел в квартиру.
В ту же секунду бьющий по ушам тонкий вой центрифуги резко оборвался. От наступившей тишины зазвенело в ушах. Серегин даже не помнил, когда успел достать «усыплялку». Но тяжесть оружия в руке немного успокоила его. Хотя и ненадолго. Ровно настолько, пока глаза привыкали к полутьме коридора.
Клубившаяся пыль вдруг разом осела, словно выпала в осадок, обнаружив неприглядную — чтобы не сказать «страшную» — картину. В коридоре была самая настоящая бойня. Кровь струйками стекала со стен, выкрашенных легкомысленной голубенькой краской. Серегин сделал шаг вслед за Вольфрамом, поскользнулся в луже крови на полу и взмахнул руками, чтобы не упасть. Хорошо еще, удержался на ногах, а то была бы картинка, если бы он вымазался в этой крови.
Но, несмотря на царивший в квартире ужас, что-то внутри Серегина сохраняло здравомыслие и способность рассуждать логически. Крови было много. Слишком много для пулевых ранений, даже если бы всех спецназовцев расстреляли в этой коридоре. И, кстати, куда подевались трупы? Кровищи — море, а трупов — ни одного, не считая двоих на лестничной площадке, куда их вышвырнула какая-то незримая сила. Хотя можно предположить, что сильные, тренированные люди, невзирая на ранения, все же нашли в себе силы продолжать движение, чтобы выполнить поставленную задачу.
Серегин сделал два осторожных шага и оказался в комнате, где тут же наткнулся на неподвижно стоявшего Вольфрама, которого он на миг упустил из виду. Выглянув из-за его плеча, Серегин не сразу понял, на что тот так внимательно смотрит, но через несколько минут осознал абсурдность происходящего.
Комната была пуста и совершенно нетронута, словно царившая в коридоре кровавая вакханалия ее ничуть не касалась. Даже более того, в ней был свирепый порядок и стерильная чистота, какой не бывает в жилых домах, а можно встретить лишь в музеях, где трудолюбивые сотрудницы ежедневно сметают пыль с экспонатов.
Сверкающая на солнце, бьющем из раскрытого окна, полированная поверхность стола посреди комнаты, чистейший светлый палас на полу, выглядевший так, словно на него никогда не ступала ни чья нога. Диванчик у стены и сияющий стеклами сервант у противоположной довершали картину. Диванчик был покрыт тонким пледом, даже легкое прикосновение к которому
И все это было бы хорошо и прекрасно, но ведь Серегин сам, своими глазами видел, как сюда вошли двое спецназовцев с автоматами, те самые, которые лежали сейчас на площадке. Именно здесь их убили, а потом выкинули прочь из квартиры, будто сломанные куклы. Они даже выстрелить не успели. Стреляли где-то там, дальше, в глубине, во второй комнате или на кухне. Но сейчас и там стояла тишина, особенно бьющая по ушам после воя центрифуги.
Получалось два потока событий, и один из них входил в вопиющее противоречие с другим. Но ведь такого быть не могло. Просто не могло быть! Серегин всегда считал, что то, что он видит, слышит, обоняет и пробует, и есть самая настоящая реальность. А реальность всегда одна для всех, она едина и не может раздваиваться и множиться… Или все-таки может?
— Так, — хрипло сказал Вольфрам, повернулся и наткнулся на Серегина, толкнув того плечом. — За мной!..
Каким-то образом Серегин опять оказался позади, широкая спина Вольфрама закрывала ему обзор. Он чувствовал в этом какую-то неправильность. Ведь это именно он должен закрывать командира, как более ценного члена группы, от возможных опасностей, а не наоборот. Но спорить об этом сейчас было не место и не время. Да и Серегин уже понял, что спорить с Вольфрамом вообще невозможно — тот всегда оказывался прав.
В спальне тоже царил идеальный порядок, идеальная чистота и нетронутость. Но ее Вольфрам уже долго не разглядывал. Бросил беглый взгляд и пошел на кухню. Серегин пожал плечами и последовал за ним, хотя на месте командира он хотя бы заглянул под кровать для очистки совести — мало ли что.
Раскрыв почему-то закрытую дверь кухни, — и как она уцелела вообще? — Вольфрам резко затормозил. Серегин несколько секунд подождал, потом извернулся и выглянул у него из-за плеча. В кухне была та же чистота, тот же порядок, что и в других помещениях, но не это привлекало внимание. Посреди кухни — маленькой, как и все в малогабаритках, пять шагов в длину, три в ширину, мягко светился голубоватый туман или дымка, которая была бы уместна где-нибудь на озере ранним утром, но выглядела странной и нелепой посреди обычной квартиры. И в самой середке, где она сгущалась сильнее, пульсировала, то разгораясь и увеличиваясь в размерах, то сжимаясь и притухая, синяя звездочка…
Треск эфирных помех, потом хриплый голос:
— Первый, я третий. Почему молчите?
Серегин вздрогнул и не сразу сообразил, что это заработала рация командира спецназа. И отшатнулся, когда мимо него к двери ванной комнаты метнулся Вольфрам. Дверь ванной была заперта изнутри, но Вольфрам не стал стучать и просить открыть, а резким каратистским ударом ноги вышиб ее. Серегин тоже умел наносить такие удары, но сильно сомневался, что смог бы так, единым движением, справиться пусть даже с хиленькой, но все же заложкой.
Все они были здесь. Все семеро лежали друг на друге в ванне, и командир на самом верху. Все были брошены ничком, и лишь он почему-то лежал на спине, обратив к низкому потолку ванной кровавые дыры вместо вырезанных — или выбитых? — глаз. Рот был широко открыт, словно он хотел что-то крикнуть, а может, и кричал, да только никто его, почему-то, не услышал. В окостеневшей руке была стиснута хрипящая рация.
Серегин почувствовал, как желудок свело судорогой и жаркая волна подступила к горлу.