Голубая дивизия. Военнопленные и интернированные испанцы в СССР
Шрифт:
Родригес пишет, что усталость и отчаяние перед лицом неожиданных обстоятельств вынудили некоторых солдат покинуть свои части. Одни думали достигнуть какого-нибудь города и оттуда вернуться в Испанию, другие просто хотели отдохнуть, но потом не смогли догнать своих. Один из них, Антонио Родригес, превратился в странника, был в Варшаве, Берлине, Гамбурге и Бухаресте. Ламберто Сарагоса, 1922 г/р, 11 сентября вместе с другим солдатом дезертировал из роты, чтобы перейти во вражеский лагерь, но они решили это слишком рано, поскольку до фронта было еще далеко. Все бойцы, подобные этим беглецам, были в списках лиц, которых разыскивала испанская и германская жандармерия, и подлежали военному суду.
Далее рассказывается о солдатских песнях, как старых, так и сочиненных вновь; отдельные песни были у фалангистов; подробно рассказывает Родригес об испанской версии Лили Марлен, широко распространенной в то время по всей Европе.
Отдельный сюжет составляет «Открытие евреев». Перед этим Родригес
Относительно еврейского населения Польши и России германское командование выдало испанскому экспедиционному корпусу специальные инструкции, которые были прочитаны офицерам и солдатам, суть которых сводилась к тому чтобы «без каких-либо колебаний выступать против евреев». Родригес пишет, что испанские военные, фалангисты и остальные дивизионеры, были мало знакомы с идеологией наци и ограничивались антикоммунизмом, осуждали интернационализм в партиях и профсоюзах и левое рабочее движение. Он цитирует Ридруэхо, осуждающего немецкое решение «еврейского вопроса», и также упоминает испанского фашиста-антисемита Хосе Луиса Гомеса Тельо, который утверждал, что «Москва есть большая еврейская столица», что «Москва есть большой лагерь Израиля» и что фалангисты должны его завоевать. «Но этого города они не увидели даже издали», – заканчивает Родригес (С. 122–124).
Приказ изменить маршрут и отправиться в сторону Витебска аргументировался тем, что испанская часть была недостаточно боеспособна, недостаточно обучена и поэтому была предназначена для прикрытия более обеспеченных германских дивизий на севере. Из Витебска до Новгорода ехали по железной дороге, куда прибыли 7 октября. В это время, – замечает Родригес, – эскадрилья испанских летчиков уже участвовала в боях в окрестностях Москвы (С. 126–127).
Родригес подробно описывает дислокацию дивизии, ее первые боевые действия, мы это опускаем. Упоминает Родригес и о советской пропаганде через громкоговорители, призывавшей солдат переходить на сторону СССР. Он пишет, что в то время очень мало испанцев попало в плен или дезертировало, Штаб не имел сведений по поводу обстоятельств их исчезновения – они могли быть убиты, а их трупы занесены снегом или разорваны бомбами. Некоторые действительно перешли к врагу. Одна из наиболее любопытных и драматических ситуаций произошла с Антонио Пересом Руэдой, помощником механика из Альмеиры. 27 ноября 1941 г. он исчез. Прошло пять лет, семья обратилась с просьбой выяснить обстоятельства его гибели, комиссия Военного министерства допросила его товарищей по фронту. Они считали самым вероятным, что он попал в плен. Так и оказалось, и члены его семьи услышали, когда он вернулся в Испанию, рассказ об ужасах тринадцатилетнего пребывания в советских концентрационных лагерях (С. 151–152). От себя добавим, что Антонио Перес Руэда действительно был одним из тех, кто в марте 1954 г. вернулся в Испанию на судне «Семирамис».
Отдельный большой параграф Родригес посвящает «Ее превосходительству Зиме», подчеркивая, что ни один из дивизионеров не испытывал ранее таких холодов, что они прибыли на фронт в летней форме и что полученного позже зимнего обмундирования на всех не хватило. В течение этого периода зимы 1941–1942 годов ампутации ног и рук из-за обморожения составляли 15 % от всех потерь дивизии (С. 168).
Описание дальнейших боевых действий дивизии Родригес продолжает в 4-й главе, названной «Россия – это не вопрос одного дня». Один из параграфов главы многозначительно назван «Торжественный марш по Москве было преждевременным сном. Первые подсчеты потерь». Начинается он с утверждения, что хотя Муньос Грандес был доволен храбростью своих бойцов, в Мадриде в Генеральном штабе Армии были озабочены ситуацией на Восточном фронте, которая очень отличалась от представлявшейся в июне предыдущего года. Уже никто не говорил о вступлении дивизии в Москву или Ленинград и ни в какое другое место. Кроме утраченных иллюзий были и другие соображения. Потери требовали возмещения из резервов. В Военном министерстве и Генеральном штабе были обеспокоены двумя вопросами – числом потерь и обстоятельствами, при которых они произошли.
На каждого из девятисот трех павших между сентябрем и февралем приходила в семью открытка с плохой вестью. Все они пали «Во славу Господа и Испании в борьбе против коммунизма», без какого-либо упоминания о немецкой форме или присяги Гитлеру. Члены семьи запрашивали об останках, но почти никогда их не получали. Павшие в бою были погребены в импровизированных могилах на разных участках фронта на том и другом берегу Волхова, а умершие в госпиталях – на местных кладбищах. Родригес упоминает о стихотворении Д. Ридруэхо «Наши мертвые в России» и цитирует его последние строки: «Мои мертвые в России, если я удалюсь от вашего праха, с болью и тоской, сопровождайте мой путь и боритесь вместе со мной каждый день» (С. 194).
Офицеров беспокоило то, что немецкое командование использовало
С конца февраля 1942, – пишет Родригес, – испанские власти трижды выражали немцам свое желание вернуть дивизию с фронта для ее реорганизации, но получали отрицательный ответ (С. 200). Гитлеру не могло нравиться это желание. Когда дивизия создавалась, она имела для
Рейха не военное, а только политическое значение, и некоторые немецкие генералы считали ее создание лишним беспокойством. В ходе войны этот взгляд изменился. Любой союзник стал цениться Вермахтом, и кроме того, любое отступление с фронта имело политическое значение. Поэтому, а также потому, что личное мнение Гитлера о Дивизии было достаточно высоким, он решил подчеркнуть ее роль и 13 марта наградил Муньоса Грандеса Рыцарским Железным Крестом, которым награждались лишь немногие из иностранцев, сопроводив это следующим текстом: «Испанские добровольцы, объединенные в Дивизию, сражаются в одном из наиболее важных пунктов нашего фронта. Храбрость испанских бойцов отбила советские атаки, нанеся их войскам большие потери. Душа сопротивления Дивизии есть ее командующий, дивизионный генерал Муньос Грандес. Защита этого участка фронта, благодаря его особо точному и результативному командованию, как и храбрость наших испанских товарищей, имели решающее значение. Испанская Дивизия снова прославила свою родину в борьбе против большевизма» (С. 202).
В разделе, посвященном первой смене состава дивизии, Родригес снова касается вопроса о дезертирстве. Около сорока человек решили дезертировать в тыл, и он коротко рассказывает истории некоторых из них, упоминая даже, что одного дезертира расстреляли. Однако это не прекратило дезертирства, случаи которого постоянно увеличивались.
Первая смена дивизии произошла в начале марта 1942 г. Первый конвой пехоты пересек испанскую границу 15 апреля – их было триста девяносто человек, из них девяносто раненых и больных. Родригес пишет: «Лица прибывших выражали нечто большее, чем неудачу. Это чувство быстро перешло к тем, кто решил отказаться от самопожертвования. Гражданские добровольцы быстро поняли, что если военные располагали госпиталями, то для гражданских не существовало социальной защиты… Также они быстро убедились в том, что франкистские средства информации не желают ничего знать ни о тяжелом положении раненых и больных, ни о свидетельствах очевидцев, которые вскоре стали распространяться о русской кампании. Из уст вернувшихся раздавались жалобы на немцев, они изображались уже не как победители, и еще меньше как друзья испанцев; их упрекали в тяжелом пешем марше, в неправильном использовании оружия (авиации, танков, артиллерии) и в том, что они оставляли испанцев в тяжелом состоянии. Также раздавалась критика и в адрес своего генерала, который выполнял все требования Германии, подвергая испанские отряды неоправданному риску. Поэтому власти старались исключить контакты между вернувшимися и теми, кто должен был их сменить» (С. 206–209). Плохой прием вернувшихся потом повторялся во многих городах, исключая Мадрид, особенно в Каталонии и Стране Басков.
Поскольку добровольцев явно не хватало, Военное министерство объявило о сокращении срока военной службы тем, кто отправится в Россию. Операция по замене дивизии длилась до августа 1942 г. Были заменены и основные командиры, за исключением Муньоса Грандеса. В июле в дивизии не осталось уже никого из фалангистской верхушки. Они перестали «подавать пример» (С. 212).
Отдельный параграф посвящает Родригес тыловому обеспечению дивизии – госпиталям и публичным домам. Он пишет, что дивизионеры могли лишь изредка посещать Новгород, где можно было купить алкоголь, немного еды, табак и женщину, но солдатам было запрещено покидать свою часть в свободное время. Они ходили в ближайшие деревни в поисках еды, любезничали с местными девушками, или же посещали ближайший публичный дом, который находился под контролем Вермахта.