Голубая лента
Шрифт:
Еву томила тревога. Она послала Вайту короткую записку, что не может прийти на палубу, ей слегка нездоровится. Но в два часа они смогут позавтракать вдвоем.
Ей нужно было спокойно собраться с мыслями. Удар был слишком неожиданным и сильным: Кинский преследовал ее, как злой рок, и неизменно появлялся на ее горизонте именно в те дни, когда она испытывала подъем душевных сил: каждый раз либо раздавался телефонный звонок и в трубке слышался его голос, или ей подавали визитную карточку — и на ней стояло его имя.
Но эта встреча на пароходе просто невероятна, почти загадочна, не из морской же пучины он вышел, чтобы
Она и сейчас ценит и уважает его. Из всех людей, каких она знала, Кинский был самым талантливым, не считая разве что Райфенберга. Сам Райфенберг отзывался о нем с большой похвалой. Кинский никогда не поступался своими убеждениями, какие бы выгоды это ему ни сулило, не вступал в сделки со своей совестью. Гордость его граничила с высокомерием. Да, она многое в нем ценила, но никогда не любила. Он был ей чужд, непостижим, даже антипатичен: она вся коченела в его присутствии. Такова правда.
Однажды Марта сказала: «Никогда не знаешь, что барон думает». Марта в простоте душевной уловила самую сущность его характера. В его мысли невозможно было проникнуть. От него можно было ждать всего!
Что ему теперь от нее нужно? Зачем он здесь, на «Космосе»? Она как-то читала, что Кинский получил место дирижера Филадельфийского оркестра. Но это было давно, несколько лет назад. А может, он по чистой случайности оказался на этом пароходе? Нет, Ева не верила в случайность. У Кинского не бывает случайностей. Возможно, он нарочно выбрал «Космос», чтобы встретиться с ней на борту, где ей не удастся уклониться от встречи?..
Но чего он от нее хочет? Марта тысячу раз права: от Кинского можно ждать всего.
Ева вспомнила, как однажды он очень дружески с ней простился, а через две недели она получила от его адвоката копию прошения о разводе, столь позорно для нее сформулированного, что она готова была от стыда провалиться сквозь землю. Тогда они уже целый год жили врозь. Выяснилось, что весь год сыщики, нанятые Кинским, следили за ней. В ту пору она была близка с Йоханнсеном. Почти патологическая ревность Кинского часто толкала его на гнусные поступки.
Как-то Кинский поклялся ей, что никогда и не помыслит разлучить с нею Грету, а спустя несколько недель похитил девочку и прятал до тех пор, пока суд не вынес решения передать ребенка отцу.
Ева, снедаемая тревогой, все ходила и ходила по своей маленькой гостиной.
Вошла Марта и озабоченно спросила, что Ева думает делать.
— Разумеется, я его приму, — ответила Ева, уже овладев собой. — Я должна это сделать. Не забывайте, он отец Греты. Ты же знаешь, скольким я ему обязана. И потом, он не заурядный человек, ты сама это понимаешь, он личность значительная. Я где-то читала, что он приглашен на должность дирижера Филадельфийского оркестра. Потому он, должно
Марта недоверчиво склонила набок темноволосую голову на тощей шее.
— Я бы не стала отвечать на его письмо, — заявила она.
— Вот как? — засмеялась Ева. — Да он и не посмотрит на это, ты же его знаешь. Возьмет вдруг и заявится ко мне! И бог его ведает, что он тогда выкинет: ведь он на все способен.
Марта кивнула: видит бог! От него всегда было одно беспокойство. Только одно беспокойство! Барон из тех, что приносят несчастье.
— Помолчи, Марта, — попросила Ева, одеваясь к завтраку. — Может, нам с тобой только мерещатся всякие страхи? Возможно, барон едет в Америку по делу и только случайно оказался на этом пароходе.
Но Марта недоверчиво покачала головой.
— Нет и нет, уж я барона знаю.
— Марта, я ухожу. Он придет в пять часов к чаю, и пока будет здесь, сиди в ванной комнате, слышишь?
Ева спустилась на лифте в ресторан. Она еще издали увидела Вайта, и лицо ее вспыхнуло жарким румянцем, сердце сильно забилось. Но когда Вайт поздоровался с ней, она была уже совершенно спокойна.
— Добрый день, любимый, — тихо сказала она.
Рулевая машина бушевала вовсю внутри белого приземистого, забранного решеткой кожуха, расположенного у самой кормы. Вайолет с любопытством наблюдала за ее работой. Машину никто не обслуживал; она часто бездействовала, потом вдруг, словно по волшебству, с шумом и треском приходила в движение. Как интересно! Сотрясая корму, четыре мощных гребных винта глубоко внизу взбивали кипящую пену. Временами брызги ее, высоко взметнувшись, достигали Вайолет, обдавая ее приятной свежестью. Соль пощипывала щеки.
Здесь было чудесно. Вайолет от удовольствия начала даже приплясывать. Ее сердечко было переполнено нежностью и любовью. Сейчас явится Уоррен, и она ему скажет, что не выйдет за испанца, ни за что не выйдет: с ее стороны было глупостью заварить всю эту кашу, и пора этой глупости положить конец. Хуан, правда, симпатичный малый, но его духовное убожество удручает ее, а уж о его мелочной ревности ей даже и говорить не хочется.
В кожух рулевой машины вошел матрос. Это был красивый, здоровый парень, и Вайолет бросила ему кокетливый взгляд. «Мой милый моряк!» — запела она вполголоса.
Временами порывы сильного ветра так пригибали дым, валивший из труб, что полосы его стлались по всему пароходу, прежде чем унестись вдаль. Ветер был не такой устойчивый, как вчера: сегодня он налетал короткими шквалами, словно веником мел волны беспредельного океана. Порой сквозь разрывы в низких облаках на несколько минут проглядывало тусклое солнце. Куда ни глянь — ни одного парохода, нигде ни единого признака жизни! Даже чайки и те сегодня покинули «Космос»!
Тоненькая Вайолет плотнее закуталась в плащ. Ветер поддувал снизу, она зябла. Пора уже было этому Уоррену прийти! Боясь опоздать, она явилась сюда раньше половины двенадцатого, а сейчас уже без четверти! Чтобы согреться, Вайолет принялась сновать по палубе, от ее прекрасного настроения не осталось и следа. Кое-кто из проходивших мимо мужчин дерзко заглядывал ей в глаза, некоторые даже заговаривали с ней. О мужчины, имя вам — наглость! Как мало в них деликатности — совершенно не чувствуют, что у нее сейчас нет ни малейшего желания флиртовать!