Голубая лента
Шрифт:
Уже пробило двенадцать. Но и в половине первого Уоррена все еще не было. Теперь Вайолет по-настоящему разозлилась и возмутилась до глубины души. Сжавшись в комочек, мрачно сидела она на скамье возле рулевой машины. Но только собралась уходить, как увидела Уоррена, поднимавшегося по трапу. Он шел не особенно быстро, даже сейчас он не торопился. Увидев ее, он двинулся к ней, сияя, словно юнец, которого только что похвалили.
— Алло, дитя! — крикнул он издали.
— «Алло, дитя!» — вскочив, передразнила его Вайолет с искаженным от злости лицом. — Ты заставил меня
От гнева щеки ее разрумянились, глаза сверкали, она была очень похожа на обиженного ребенка и просто обворожительна!
— Как ты хороша, Вайолет! — воскликнул Уоррен, любуясь ею.
— Молчал бы уж! — огрызнулась Вайолет.
Уоррена рассмешил ее резкий тон.
Конечно, ему бы следовало попросить ее на час отложить их встречу: как раз в полдень он был сильно занят, объяснял Уоррен, сегодня ему пришлось выслушать рассказ старого Шваба о его поездке по Европе, потом он взял интервью у г-жи Кёнигсгартен, затем побеседовал с Китти Салливен о ее любимых писателях и только сейчас отправил очередную телеграмму.
— О! — презрительно воскликнула Вайолет. — Подумаешь, Китти! Вот уж с кем я бы никогда не стала беседовать!
Уоррен возразил, что ему, как журналисту, надо узнавать как можно больше интересных вещей.
— Ах, Уоррен! — вскипела Вайолет. — Мы совершенно друг друга не понимаем! Тебе некогда быть человеком. Ты всего лишь себялюбец и карьерист.
— Но ты же знаешь, что я должен работать!..
— Знаю! — отрезала Вайолет, все еще злясь. — Почему же ты не берешь интервью у меня? — спросила она с вызовом.
— У тебя?!
— Да, у меня. А почему бы и нет? Послушай, Уоррен, я дам тебе сейчас такое интересное интервью, что ты немедленно отправишь его по телеграфу. — И, злобно скривив губы, Вайолет начала: — «Вы знаете Уоррена Принса из „Юниверс пресс“?» — «Еще бы! Это милейший молодой человек, восхитительнейший молодой человек…»
Уоррен засмеялся. Она великолепно разыгрывала роль молодой, надменной дамы, дающей интервью. На мгновение ему даже показалось, что к ней вернулось хорошее настроение. Однако его веселый смех не понравился ей, и она вновь впала в прежний раздраженный тон. Уоррену пришлось выслушать, что он много о себе воображает, ставит себя превыше всех людей. Разве не показательно, что он вечно говорит о больших романах, которые когда-нибудь напишет, а между тем не написал ни единой строчки? Он уничижительно отзывается о людях, снискавших мировую славу, а что такое он сам? Ничто! Да, Уоррену пришлось выслушать много неприятных вещей, глубоко задевших его самолюбие.
— Вайолет, прошу тебя… — перебил он ее. — Что я тебе сделал? За что ты на меня сердишься?
— За что? Прелестно, он еще спрашивает, за что! — воскликнула Вайолет, гневно сверкая глазами. — Он спрашивает, за что!
— Ну хорошо, я опоздал на час, — ответил Уоррен и виновато сник под ее взглядом.
— Нет, я не за это на тебя сержусь, вовсе не за это, — сказала Вайолет, внезапно смягчившись. — Я пришла сюда, радуясь, что смогу поговорить с тобой, я всем сердцем жаждала примирения.
— Давай сядем, Вайолет, — перебил ее Уоррен, и они сели на скамью против рулевой машины. Он взял ее руку в свои, но она тут же ее отдернула.
— Нет, Уоррен, ты меня не понимаешь. Мне надо с тобой серьезно поговорить. Я решила, что непременно это сделаю. Я должна тебе сказать, что ты дурной человек.
— Дурной? — Уоррен недоверчиво улыбнулся, но все же забеспокоился.
— Да, очень дурной, — повторила Вайолет. — Ты дурно поступил со мной. Ты меня смертельно оскорбил.
— Я тебя оскорбил? — растерянно спросил Уоррен.
— Смертельно! — Вайолет вдруг побелела как полотно. — И даже не понимаешь этого! Тогда я тебе объясню. Сегодня тебе придется все выслушать. Ведь и у молодых девушек есть своя гордость, хотя мы вечно смеемся и говорим глупости. Так слушай же! В Риме ты за мной ухаживал, что ж, твое право, ты был в меня влюблен. — Уоррен кивнул. — Ты приложил все старания, чтобы влюбить меня в себя, и увидел, что это тебе удалось. Ты пошел еще дальше и захотел сделать меня своей любовницей.
— Вайолет, прошу тебя…
— Нет, нет, не перебивай. Может, ты станешь это отрицать? Повторяю, ты имел на это полное право. Мы с тобой уже не дети и можем называть вещи своими именами. Я была готова стать твоей любовницей — откровенно в этом сознаюсь, да ты и сам это знаешь, — потому что любила тебя безумно. Но ты сразу пошел на попятный, притворился, что заболел. Ты трус и негодяй!
Уоррен вскочил.
— Вайолет… — попытался он ее успокоить. — Ты все видишь в искаженном свете…
Вайолет тоже поднялась и плотнее закуталась в плащ.
— Нет! — отрезала она, и в ее голосе вновь зазвенели враждебные нотки. — Хоть бы у тебя хватило мужества быть честным! Ты нанес мне самое глубокое оскорбление, какое можно нанести девушке! Я готова была уступить тебе, а ты пренебрег мной. Подумай сам, не подло ли это?
Уоррен пролепетал что-то в свое оправдание.
Вайолет застегнула перчатки. Вот отчего получилось и все остальное, сказала она. Уоррен сам толкнул ее в объятия другого. Конечно, Хуан Сегуро пороха не выдумает, он не собирается писать романы и не ценит многих вещей, которые она и Уоррен считают самыми главными в жизни, но зато это мужчина, который знает, в чем его долг перед любимой женщиной.
— Вот и прекрасно, и прекрасно! — ответил оскорбленный Уоррен и склонился в насмешливо-почтительном поклоне.
— Да! — Вайолет гордо выпрямилась. — Он настоящий джентльмен, кабальеро, а не интеллектуальный хвастун. Я выйду за него. Прощай, Уоррен! — И, протянув ему кончики пальцев, Вайолет ушла.
Теперь уже был взбешен Уоррен, пришедший на свидание в самом прекрасном расположении духа.
О, какими заносчивыми, какими чертовски высокомерными умеют быть американки! Они заносчивее и высокомернее женщин всех других наций. Очаровательная супруга вышла б из этой Вайолет! А ведь она казалась такой мягкой. Он получил урок, за который не знает, как и благодарить.