Голубой бриллиант (Сборник)
Шрифт:
центре площадь и на ней кирха с распятием Христа точь-в-
точь, что мне приснилась. Я был поражен и озадачен. Как
такое возможно? Рассказал тогда ротному своему - ты его не
помнишь, он из бывших учителей. Толковый был мужик,
мыслящий. И знаешь, как он объяснил? Это, говорит, биотоки,
ты перед боем думал об этом городе и посылал на него свои
биотоки. Они дошли до цели и возвратились к тебе назад -
отраженные. Были и другие случаи.
Они
внимательно и в то же время как бы смущаясь осмотрел свой
портрет. А Иванов сказал:
– По-моему, получился. И владыке нравится. А он не
лишен вкуса. Что ж, буду формовать и потом помаленьку
долбить.
– Ты хочешь в мраморе?
– А ты думаешь, лучше в металле?
– Я к тому, чтоб тебе облегчить. В металле меньше
мороки.
– Ничего, я договорился с мраморщиком. Есть тут у меня
один знакомый умелец. Они ведь теперь почти безработные,
так что он с удовольствием.
– Ну, как знаешь, тебе видней. На этом они расстались.
68
Глава четвертая
ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ
1
На открытие выставки Алексей Петрович опоздал. Он
пришел в Манеж, когда пестрая, многочисленная толпа
зрителей разбрелась по залам-отсекам, рассматривая новые
работы мастеров изобразительного искусства. И хотя
скульптуры было немного, его "Первая любовь" оказалась
загнанной в дальний отсек и поставлена в уголок на фоне
довольно серых пейзажей, написанных как бы с нарочитой
небрежностью, но с претензией на "новое слово" и этакую
лихость. В сущности, это были весьма посредственные этюды,
сработанные художником одним махом за какие-нибудь
полчаса, потому они и не имели шансов задержать на себе
глаз зрителя и не могли соперничать со скульптурой Иванова.
Во всяком случае, такое соседство устраивало Алексея
Петровича и как-то смягчало досаду, что поставили его работу
в самом конце зала, куда некоторые уже изрядно уставшие
зрители даже и не доходят.
Вообще для художника немаловажно, где и как повешена
его картина или поставлена скульптура, в начале или в конце
зала, как освещена, каково соседство. От этого во многом
зависит и впечатление зрителей. И там идет своего рода
борьба за "престижные места", споры, обиды. Иванов в этом
отношении был человеком если не безразличным, то по
крайней мере покладистым. Он считал, что стоящую вещь
зритель заметит, где бы она не находилась - в начале или в
конце зала. На этой выставке у него и была-то всего лишь одна
работа - его "Первая
как только вошел в Манеж, не обращая внимания на другие
экспонаты. Он не то чтоб волновался, но как и каждый автор
хотел знать отношение к его творчеству рядового зрителя.
Мнение критиков-искусствоведов его не интересовало, да они
его не замечали. За все годы его творчества о нем не
появилось в печати ни одной серьезной статьи, словно и не
было такого скульптора Алексея Иванова. Даже отличный
монумент советскому солдату, воздвигнутый им в одном
большом городе, был удостоен всего нескольких фраз в
местной газете. Алексей Петрович не страдал истощавшим
душу недугом тщеславия. Иронически и даже с презрением
69
смотрел на льстивых угодников, лобызающих каменные зады
власть имущих, не умел, да и не хотел "работать локтями" в
толпе жаждущих славы и наград. Все это он считал позорной
суетой, недостойной художника-творца.
Каково же было удивление Алексея Петровича, когда
еще издали он увидел у своей скульптуры довольно большую
группу людей, о чем-то оживленно рассуждающих и как будто
даже спорящих. Вначале он решил, что внимание зрителей
приковано к пейзажам "лихого" художника-соседа. Но, подойдя
поближе, он понял, что зрители говорят о его "Первой любви".
И он был приятно обрадован, когда увидел на белом мраморе
своей скульптуры красную гвоздику, неизвестно кем
положенную. Это было трогательное признание, которого он
никак не ожидал. Из обрывочных реплик толпившихся
зрителей он понял, что его работа нравится, что она не
осталась незамеченной. Но больше всего его поразила ярко
красная гвоздика, так эффектно выделявшаяся на белом
мраморе. "Кто тот доброжелатель, а может, поклонница,
удостоивший его таким лестным вниманием?" - лихорадочно
сверлило мозг. Отойдя на несколько шагов от зрителей,
стоящих у его работы, и прислушиваясь к их репликам, он
увидел в толпе молодую женщину уж очень внимательно, даже
придирчиво рассматривающую его "Первую любовь". Она
была одета в черное платье, отделанное тоже черными
пушинками из меха, элегантно облегающее ее стройную,
грациозную фигуру. Не глубокий вырез на груди обнажал
белизну шеи, украшенной маленьким аметистовым камешком
на тонкой золотистой цепочке. И такой же камешек в
серебряной оправе скромно сверкал на единственном колечке.