Голубой бриллиант (Сборник)
Шрифт:
скульптурный портрет Ларисы, который впоследствии был его
дипломом и получил наивысшую оценку. Теперь этот
маленький шедевр, не превзойденный самим ваятелем, стоял
на видном месте в "парадной" зале его мастерской.
С тех пор минуло без малого полсотни лет. Алексей
Иванов за это время участвовал в художественных выставках.
Многие его работы были куплены Министерством культуры и
переданы музеям в разных городах страны. Но этот портрет
его
категорически отказался, а тем более продать. Мысленно он
объяснял самому себе: "Меня она предала. Я ее не продам".
Но вот готовилась к открытию большая престижная выставка,
и после долгих колебаний Иванов решил, наконец, предложить
на нее свою дипломную работу.
Вероломство Ларисы - именно этим словом назвала ее
поступок Светлана - нанесло Иванову тяжелую, долго
незаживающую душевную и нравственную рану. Его
жизненный идеал дал глубокую трещину и как бы раскололся
на две части: "ненавижу - и все же люблю". Разумом он
ненавидел Ларису, а в сердце долго еще не угасала его первая
светлая любовь. Он с подозрительным недоверием смотрел на
женщин, избегал и сторонился их, как бы "назло", "в отместку"
Ларисе женился на ее подруге Светлане, без любви, скорее из
чувства благодарности за ее участие, проявленное к нему
после "вероломства" Ларисы. Он пытался убедить себя, что
любит Светлану, а на самом деле он любил некий абстрактный
идеал, созданный его лучезарной фантазией. А когда время
спустило его на грешную землю и развеяло иллюзорный образ,
он без душевного разлома, без семейных сцен, даже без
объяснений тихо, с холодной выдержкой с одним чемоданом
личных вещей ушел из дома к себе в мастерскую и подал
заявление на развод. Светлана не возражала. Сын Василий к
тому времени окончил Высшее военное училище пограничных
войск и в звании лейтенанта служил на границе с Китаем. Брак
их был расторгнут в юбилейный для Иванова год: Алексею
Петровичу тогда исполнилось пятьдесят. За все эти долгие
годы после расторжения брака Иванов ни разу не встречался
15
со Светланой - судьба ее его не интересовала. Постепенно
выветрился из памяти сердца и образ Ларисы, а
беломраморная, с одухотворенным лицом и загадочно-
сосредоточенным взглядом теперь была для него вечной
неугасимой мечтой о женщине-ангеле, о неземной любви, о
нетленной красоте, воплощенной в строгой гармонии плоти и
духа. Как в творчестве Александра Блока, так и в творчестве
Алексея Иванова образ прекрасной незнакомки
центральное господствующее место, потеснив все остальное.
2
Натурщица пришла, как и условились, в десять утра.
Звали ее Инна. Когда вчера в цехе натуры Иванов спросил ее
отчество, она ответила: "Просто Инна" и одарила его
дружеской снисходительной улыбкой. Сегодня Иванов ее сразу
не узнал, - вместо миловидной молодой женщины с изящной
гибкой фигурой перед ним в прихожей стояла полная
бочкообразная дама, маленькую голову которой угнетала
огромная шапка из меха рыжей лисы. Корпус ее был втиснут в
бесформенный розовый мешок, модный в годы "перестройки".
Под цвет этого мешка были щеки, подкрашенные то ли легким
морозцем, то ли помадой. Она протянула Иванову руку в
черной перчатке и одарила его кокетливой улыбкой. Он помог
ей снять пальто-мешок и проводил в просторную комнату,
которую он называл залом, где на подставках разной формы и
размера размещались его работы, в основном
отформованные в гипсе. На самом почетном месте на
изящной подставке, купленной лет пятнадцать тому назад в
"комиссионке", стоял мраморный портрет Ларисы. На него-то
сразу обратила внимание Инна. Пока она рассматривала
работы скульптора, Иванов неназойливо рассматривал
натурщицу. Освободившись от модных доспехов - шапки-
гнезда и пальто-мешка, Инна приняла свой прежний приятный
вид. Короткое черное, с золотистыми блестками платье,
плотно облегающее ее гибкую фигуру, подчеркивало игривые
круглые бедра и стройные точеные ноги. Глубокий вырез
платья обнажал белоснежную шею, украшенную маленьким
крестиком из голубой финифти на золотой цепочке. С видом
профессионала-знатока и ценителя искусства Инна критически
рассматривала фарфоровые статуэтки, изображающие юных
купальщиц, обнаженные женские торсы, сработанные в
дереве, портрет военного моряка, композицию из двух солдат-
фронтовиков на привале; она то отходила от скульптуры, то
16
снова приближалась к ней вплотную. Кофейные глаза ее
оттененные зеленоватой дымкой, то щурились, то изумленно
трепетали длинными надставными ресницами. Черные
гладкие волосы с тяжелым узлом на затылке отливали
синевой и хорошо контрастировали с ярко накрашенными
беспокойными пухлыми губами. "Благодатный материал для
живописца", - подумал Иванов, продолжая наблюдать за
натурщицей и отмечая про себя: "Самоуверенная особа,