Голубой бриллиант (Сборник)
Шрифт:
любовью" он называет портрет Ларисы.
"А вот я свою первую не помню. И была ли она вообще?
–
подумала Инна, и мысль эта неприятно уколола ее. Ей было
неловко, и досадно, и завидно пожилому скульптору, который
так бережно хранит свою первую любовь.
– Возможно, это его
жена, и он строго хранит супружескую верность. Чушь, таких не
бывает, и я это докажу. Я нравлюсь ему, он сам об этом сказал.
Может, импотент? Но таких не
женщины, как говорит профессор сексологии Аркадий Резник",
– будто от какой-то обиды мысленно взорвалась она.
Аркадий Резник был ее мужем.
Инна считала, что она знает мужчин и разбирается в их
психологии. В этом деле она к тридцати годам имела
солидный опыт. Женщина повышенной сексуальности, она не
вступала с приглянувшимися ей мужчинами в длительную
связь, в основном это были "одноразовые": удовлетворив свою
похотливую страсть, она больше не возвращалась к своему
избраннику. Корыстных целей она не преследовала. "Половой
альтруизм", - проиронизировала она над собой.
– Не замерзли? - спугнул ее размышления приятно-
доброжелательный голос Иванова.
– Немножко, - ответила ее кокетливая улыбка.
– Отдохните.
Инна легко соскочила с подмостка и, играя податливым
телом, плавной походкой поплыла в кабинет, где лежала ее
21
одежда. Первый час позирования для нее пролетел быстро,
она нисколько не устала, хотя малость озябла. В кабинете она
набросила не себя свой пуховый дымчатого цвета платок. Она
брала его всякий раз, идя на позирование: он хорошо согревал
после сеанса. Из кабинета с сигаретой в зубах заглянула в зал,
куда неумолимо влекло ее необъяснимое желание - ей
хотелось еще раз посмотреть беломраморный портрет юной
девушки. Стоя перед ним и внимательно вглядываясь в
одухотворенное лицо, она старалась разгадать тайну
притягательной силы белого мрамора, одушевленное
колдовским искусством мастера. "Могучий талант, - мысленно
оценила она и тут же поправилась: - нет, такое определение не
подходит. Могучий - это когда на площади монумент. А этот
нежный, задушевный, ласкающий. Добрый талант или гений", -
подытожила она свои размышления. Она еще раз обратила
внимание на тонкую лепку изящных рук, на плавные линии
пальцев, подпирающих круглый подбородок, на слегка
намеченную тугую грудь, с трепетным соском. Она заметила
эту деталь только сейчас. "Это сделано не навязчиво,
целомудренно, с большим тактом", - отметила про себя Инна, и
мысль ее сразу же обратилась
над которой "она с Ивановым" сейчас работает. У нее хватило
ума и фантазии, чтобы представить себе эту будущую
скульптуру и по достоинству оценить замысел автора. Если
здесь только портрет "бюстового" размера, хотя и с руками, то
там - во весь рост, обнаженная во всей прелести своего
изящного тела. Эта приятная мысль льстила ей и
вдохновляла. Она представила себя беломраморную, а может,
в дереве (нет, лучше в мраморе или в бронзе) среди
выставочного зала, толпящихся вокруг нее зрителей с тайным
вопросом: кто она - эта богиня красоты? "Алексей это сделает
с блеском: он добрый гений". Ее гений, - твердо решила Инна,
направляясь в "цех".
А "добрый гений" в это время стоял у большого окна, на
подоконнике которого громоздились горшки с комнатными
цветами, и наблюдал за висящей на натянутой веревке
птичьей кормушкой из бумажного пакета от молока, в которую
соседка только что насыпала семечек. Стайка шустрых
голодных синиц как рассерженные осы яростно атаковала
кормушку, отталкивая и крылом и клювом друг дружку. Каждая
думала только о себе: борьба за выживание. Эта забавная, но
довольно грустная картина ассоциировалась с наступающим
новым 1992 годом, который по всем признакам обещал быть
22
для России голодным и холодным, с людскими бедами и
страданиями, перед которыми его предшественник покажется
благодатным. Вот так же, как эти синицы, голодные люди в
борьбе за выживание будут убивать друг друга за кусок хлеба.
Впрочем, у синиц все обходится бескровно, они благородны и
благоразумны. А люди...
Иванову вспомнился недавний случай в булочной, где
покупатели едва ли не дрались из-за остатков хлеба. Перед
этим он побывал в четырех булочных, но полки их были пусты.
И вот у пятой толпился народ. Иванов стал в очередь. Но хлеб
быстро кончился, ему не досталось. А за ним еще тянулся
хвост жаждущих купить хотя бы один батон. Озверелые,
возмущенные, они, расходясь посылали проклятия правителям
страны. Между двумя пожилыми мужчинами, которым так и не
досталось хлеба, произошла ожесточенная свара можно
сказать из-за пустяка.
– Их обоих, и Горбачева и Ельцина, надо повесить на
одной осине... Сухой осине, - с ожесточением выкрикивал
один. А ему на полном серьезе и с не меньшим ожесточением