Голубой горизонт
Шрифт:
Сэр Гай услышал ее крик и выбежал из каюты без сюртука. Он схватил жену за руку и втащил в каюту.
Верити одиноко стояла у борта в ожидании наказания. Она знала, что оно неизбежно. Взгляд ее был устремлен за флотилию дау ко входу в залив, за которым виднелись отдаленные шпили и минареты Маската.
Мысленно она перебирала ужасные новости, которые принес ее отцу Кадем ибн-Абубакер и которые она переводила. Еще до конца месяца Маскат будет в руках Заяна аль-Дина. Мансуру грозит страшная опасность, и она ничем не может ему помочь. Ужас и смятение привели к тому, что она все рассказала
«Прошу тебя, Господи, – молилась она. – Не дай ничему плохому случиться с Мансуром».
Через час слуга отца пригласил Верити к нему.
В каюте в кресле у окна, выходящего на корму, сидела ее мать. Она вытирала смятым влажным платком глаза и шумно сморкалась.
Отец стоял в центре каюты. Он по-прежнему был без сюртука. Лицо у него было жесткое и строгое.
– Что за лживые гадости ты наговорила своей матери? – спросил он.
– Это не ложь, отец, – вызывающе ответила она. Верити знала, каковы могут быть последствия, если она вызовет гнев отца, но ее охватило безрассудное безразличие.
– Повтори все, – приказал сэр Гай.
Спокойным, размеренным тоном она повторила все, что рассказал ей Мансур. Когда она закончила, он ничего не сказал. Подошел к кормовому окну и долго смотрел на невысокие лазурные волны. На жену он даже не взглянул. Молчание затянулось. Верити знала, что так он пытается устрашить ее, ослабить сопротивление.
– Ты утаила это от меня, – сказал он наконец. – Почему ты сразу не сообщила мне все, что узнала? Это был твой долг, девочка.
– Значит, ты ничего не отрицаешь, отец? – спросила Верити.
– Я ничего не должен отрицать или утверждать. Я не на суде. Это тебя мы судим.
Снова наступила тишина. В каюте было жарко и душно, корабль медленно покачивался на волнах. Верити задыхалась, ее тошнило, но она старалась не показывать этого.
Сэр Гай снова заговорил:
– Эти дикие истории вызвали у твоей матери сильное потрясение. – Каролина драматично всхлипнула и снова шумно высморкалась. – Сегодня утром из Бомбея пришел быстрый почтовый корабль. Я отправляю твою мать в консульство.
– Я с ней не поеду, – упрямо сказала Верити.
– Не поедешь, – согласился сэр Гай. – Я оставлю тебя здесь. Для тебя будет полезным уроком присутствовать при казни мятежников, к которым ты выказала такой нездоровый интерес. – Он снова помолчал, думая о том, много ли узнала Верити о его делах. Эти ее знания так ценны, что могут грозить гибелью, если она использует их против него. Он не может выпустить ее из-под своего непосредственного контроля.
– Отец, среди этих мятежников твой родной брат и его сын, – нарушила молчание Верити.
Сэр Гай никак на это не отреагировал. Он спокойно продолжил:
– Судя по словам твоей матери, ты стала шлюхой молодого араба. Неужели ты забыла, что ты англичанка?
– Ты унижаешь себя этим обвинением.
– Это ты унижаешь и себя и всю семью своим бесстыдством. За одно это ты должна быть наказана.
Он подошел к столу и взял лежавший на нем хлыст для верховой езды с рукоятью из кости кита. Потом повернулся к дочери.
– Раздевайся! – приказал он.
Она стояла неподвижно, с бесстрастным лицом.
– Делай, что говорит отец, непослушная девчонка, – сказала
Верити подняла руки и развязала ленту у горла, державшую блузку. Оставшись наконец обнаженной, она вызывающе подняла подбородок, тряхнула волосами, так что они повисли впереди, закрывая ее гордые молодые груди, и прикрыла срам руками.
– Ложись на диван лицом вниз, – приказал отец.
Верити твердым шагом подошла к дивану и легла на зеленую кожаную обивку, покрытую пуговицами. Линии ее обнаженного тела были чисты и прекрасны, как у мраморной статуи Микеланджело. «Я не закричу», – сказала она себе, но ее мышцы непроизвольно сжались, когда хлыст свистнул и обрушился на ее ягодицы. «Я не доставлю ему удовольствия», – пообещала она себе и закрыла глаза, когда следующий удар пришелся на бедра. Хлыст впился, как жало скорпиона. Верити сильно прикусила губу, и ее рот заполнил солоноватый металлический вкус крови.
Наконец сэр Гай отошел, тяжело дыша от усилий.
– Можешь одеваться, бесстыдная шлюха, – сказал он.
Верити медленно села, стараясь не обращать внимания на боль и жжение в спине и ногах. Отцовские штаны оказались на уровне ее глаз, и она презрительно улыбнулась, заметив несомненные признаки эрекции.
Он торопливо отвернулся и бросил хлыст на стол.
– Ты была непослушна и неверна. Я больше не могу доверять тебе. Отныне ты будешь находиться в этой каюте, пока я не подберу тебе новое соответствующее наказание, – предупредил он.
Дориан и Мансур вместе с шейхами стояли на балконе минарета и смотрели, как плюмажи и бронзовые «супные миски» шлемов турецких передовых отрядов показываются над парапетами. Солдаты собирались у выходов из траншей. В то же время тяжелые батареи Заяна аль-Дина усилили огонь. Они сменили боеприпасы. Теперь они поливали парапеты и бреши в стенах вместо каменных ядер камнями размером в кулак и железными литыми пулями. Но вот пушки смолкли, и турецкие трубачи затрубили сигнал нападения; в быстром ритме забили барабаны.
Из траншей показались полчища орущих турок. Пока они пробегали последние ярды перед стенами, защитники сверху стреляли в них; лучники выпустили тучу стрел.
Передовые нападающие преодолели открытое пространство, прежде чем защитники успели перезарядить оружие. Мертвые и раненые усеяли изрытую снарядами землю, но волна за волной занимала место павших.
Они карабкались через груды обломков и разбитые каменные глыбы и врывались в бреши. А за стеной оказывались в лабиринте узких переулков и тупиковых аллей. Дориан приказал все их перегородить баррикадами. Туркам приходилось штурмом брать каждую баррикаду, попадая под перекрестный огонь из мушкетов. Как только они преодолевали препятствие, защитники перебегали к следующему, и турки были вынуждены снова атаковать. Работа была кровавая и тяжелая, но постепенно поредевшие силы Мансура и бин-Шибама отступили на главный соук, и турки смогли обойти их с флангов и добраться до главных городских ворот. Они перебили защитников ворот и широко распахнули их. Снаружи во главе двух тысяч солдат ждали Кадем и Котс; как только ворота открылись, они ворвались в город.