Голубой горизонт
Шрифт:
Подходы к южной стене по-прежнему скрывал угол высокого каменного крепостного укрепления, но вот «Дух» немного повернул и продвинулся чуть ближе к берегу, и Мансур увидел картину нападения.
Турки собрались группами, каждая несла осадную лестницу. Турецкие солдаты смотрели на два небольших корабля, неожиданно показавшихся из-за городской стены. Турецкая пехота никогда раньше не сталкивалась с действием девятифунтовых корабельных орудий. Кое-кто из турок даже махал руками, и Мансур приказал морякам махать в ответ, чтобы развеять опасения солдат.
Все происходило неторопливо, как во сне. У Мансура было время пройти вдоль палубы и собственной рукой нацелить каждую пушку, поворачивая винты вертикальной
– Глубина пять.
– Достаточно, – сказал Мансур и повернулся к Кумре. – Право руля!
«Дух» лег на новый курс, параллельный берегу.
– Вот сейчас мы проверим вкус господина Пандита Сингха, – прошептал Мансур, не опуская подзорную трубу. Пушки «Духа» были наведены на цель. Но Мансур ждал. Он знал, что самый тяжелый ущерб наносит первый залп. После него враг бросится в укрытия.
Они были так близко, что через стекла трубы Мансур видел отдельные звенья на кольчугах ближайших турков и черты лиц под офицерскими шлемами с плюмажами.
Он опустил трубу и снова прошел вдоль орудий. Все орудия нацелены, расчеты в ожидании приказа смотрят на него. Мансур высоко поднял в правой руке алый шарф.
– Огонь! – крикнул он и выронил шарф.
Кадем ибн-Абубакер и Эрминиус Котс, эта невероятная пара, стояли на скальном выступе и смотрели на южные укрепления города. Вокруг собралась их свита. Хотя в ее числе были и турецкие офицеры, Заян аль-Дин, возвысив этих двоих, отдал им руководство.
Они смотрели, как три колонны нападающих по двести человек в каждой приближаются к стенам. Солдаты несли осадные лестницы, а на плечах у них были бронзовые щиты, которые уберегут их от метательных снарядов и пуль: все это обрушится на них, когда они окажутся в пределах досягаемости. Сразу за ними в тесном строю двигались батальоны, которые должны были, использовав любую возможность, ворваться в город.
– Стоит потерять несколько сотен человек, если можно одним махом захватить город, – сказал Котс.
– Да, такие потери мы можем себе позволить, – согласился Кадем. – Через несколько дней придет еще одна часть флота, десять тысяч человек. Если сегодня потерпим неудачу, завтра начнем осаду.
– Ты должен добиться, чтобы твой почтенный дядя калиф привел из-за поворота корабли для блокады всей гавани.
– Он отдаст приказ, как только узнает об исходе первого приступа, – заверил голландца Кадем. – Не теряй веры, генерал. Мой дядя – опытный военачальник. С самого дня восшествия на Слоновый трон он ведет войны со своими недругами. Предательский мятеж пожирателей свинины, которых мы видим перед собой, – он показал на защитников городских стен, – единственное поражение, и потерпел он его из-за измены и интриг при собственном дворе. Больше такого не случится.
– Калиф – великий человек. Я никогда не утверждал иного, – торопливо заверил его Котс. – Мы повесим этих предателей на городских стенах, на их собственных кишках.
– С Божьей помощью, хвала Господу, – произнес Кадем.
В последние два года первая непрочная связь между ними превратилась в закаленную сталь. Джим Кортни своим ночным нападением вынудил их совершить ужасное путешествие, которое было бы не под силу слабым. Они прошли тысячи лиг по дикой местности, победили болезни и голод. Их лошади пали от голода и усталости или были убиты враждебными туземцами. Последний отрезок пути сквозь болота и мангровые леса, прежде чем снова выйти на берег, они проделали пешком. Там им попалась рыбацкая деревня. Ночью они напали на деревню и перебили всех мужчин и детей, а пятерых женщин и трех маленьких девочек убили только после того, как Котс и Удеман удовлетворили свою похоть.
Они сели в захваченные рыбацкие лодки – старые поношенные каноэ с выносными уключинами – и после трудного плавания пришли в гавань Ламу. И пали ниц перед Заяном в тронном зале его дворца.
Заян аль-Дин тепло встретил племянника. Он считал его мертвым и обрадовался вести о казни Ясмини. Как и обещал Кадем, калиф благосклонно отнесся к новому товарищу Кадема и внимательно выслушал рассказ о его безжалостности и воинских способностях.
Чтобы испытать Котса, он послал его с небольшим отрядом покорять последние крепости мятежников на африканском побережье. Калиф ожидал, что Котс, как и все предшествующие отряды, потерпит поражение. Однако Котс не посрамил своей славы и спустя два месяца привел на Ламу в цепях всех предводителей восставших. И лично в присутствии калифа вспорол им живым животы. В награду калиф пожаловал ему половину лакха золотых рупий из добычи и позволил выбрать лучших рабынь из числа захваченных. Потом он присвоил Котсу звание генерала и поручил командование четырьмя батальонами своей армии, которые собрал для нападения на Маскат.
– Калиф идет к нам. Как только он прибудет, можно начинать приступ.
Кадем повернулся и пошел навстречу паланкину, который несли вверх по холму восемь рабов. Паланкин, золотой с лазурью, защищал от солнца; когда рабы опустили его, из него вышел Заян аль-Дин.
Это больше не был неуклюжий мальчик, которого Дориан колотил в гареме на острове Ламу и кому он повредил ногу, защищая от его приставаний Ясмини. Заян по-прежнему хромал, но детская пухлость давно сошла. Жизнь, полная интриг и постоянной борьбы, отточила его ум и сделала жесткими черты. Взгляд у него был быстрый и внимательный, манеры властные. Если бы не жестокие линии рта и коварство во взгляде, его можно было бы назвать красивым. Кадем и Котс простерлись перед ним. Вначале Котс находил эту форму преклонения отвратительной. Однако, как и арабский наряд, она стала теперь неотъемлемой частью его существования. Заян жестом приказал своим генералам встать. Вслед за ним они прошли к краю холма и посмотрели на открытую местность, по которой двигались нападающие солдаты. Заян опытным взглядом изучал диспозицию. Потом кивнул:
– Продолжайте!
Голос у него высокий, почти девичий. Впервые услышав его, Котс запрезирал Заяна, но оказалось, голос – единственное, что в нем есть женственного. Заян был отцом ста двадцати трех детей, среди которых только шестнадцать – девочки. Заян перебил тысячи врагов, и многих – собственными руками.
– Одну красную ракету, – кивнул Котс своему адъютанту. Приказ быстро передали вниз по склону стоявшим там сигнальщикам. Ракета, как сверкающий рубин, поднялась в безоблачное небо на серебряном хвосте дыма. С холма слышны были приветственные крики: войска тесными рядами устремились к стенам. Перед Заяном стоял раб: калиф положил ему на плечо длинную медную подзорную трубу, используя его как живой треножник.
Передовые ряды турок достигли рва под стенами, когда из-за каменного укрепления показался «Дух». Сразу за ним последовала «Месть». Заян и офицеры перевели подзорные трубы на корабли.
– Это корабли, на которых в Маскат прибыл предатель аль-Салил, – сказал Кадем. – Наши шпионы предупреждали об их появлении.
Заян ничего не сказал, но при упоминании этого имени его лицо исказилось. Он почувствовал боль в искалеченной ноге, и в его горле поднялся острый вкус ненависти.
– Их пушки наготове. – Котс смотрел на корабли в трубу. – Они накроют наши войска продольным огнем. Пошлите всадника предупредить, – приказал он своему адъютанту.