Гомер
Шрифт:
только в терминологии мужества, храбрости [178] и выносливости преобладают
положительные термины, в остальных же случаях безусловно превалируют термины
отрицательные. Многочисленным терминам, выражающим насилие и несправедливость,
противостоит ничтожное количество противоположных положительных терминов вроде
aisimos («приличный», «подобающий») или cat alsan («как следует», «как нужно»).
Многочисленным терминам со значением «коварство» только и
pistos («верный», «правдивый») и аlethes (с тем же значением). А подавляющее
большинство отрицательных нравственных терминов просто не имеет никаких
положительных эквивалентов. Термины права и обычая с нравственной точки зрения,
казалось бы, должны были выступать одинаково как положительные, так и отрицательные
термины. Но athemistos («беззаконный») есть термин отрицательный, а для термина dicaios
(«справедливый») не существует отрицательного adicos («несправедливый»), да и сам этот
термин dicaios в большинстве случаев имеет у Гомера отрицательное значение;
(«Стыдиться» тоже имеет у Гомера отрицательное значение), а chre («нужно»,
«необходимо») и ophello («я должен», «я обязан») меньше всего имеют отношение у
Гомера к внутреннему сознанию совести.
Это преобладание отрицательных терминов в области гомеровской этики вполне
понятно. Ведь красота, сила, храбрость и прочие высокие качества человека у Гомера еще
не являются нравственным идеалом; и нравственность для Гомера удобнее изображать в
отрицательном смысле, поскольку его идеал человека еще не содержит в себе моральных
свойств в их развитой форме. Поэтому легче изображается отрицательное, чем
положительное.
Мартин Гофман относится скептически к мысли о том, чтобы находить у Гомера
отражение разных периодов этического развития в противоположность такой, например,
терминологии, как терминология оружия. Правда, в «Одиссее» содержится гораздо
большее количество этических терминов, чем в «Илиаде». Такие термины, как cac'os
(«дурной»), dicaios («справедливый»), atasthalos («глупый», «безумный»), athemistos
(«беззаконный», «нечестивый»), имеют в «Одиссее» гораздо чаще моральный смысл, чем
в «Илиаде». Dysmenes («враждебный») и anarsios («неприязненный»), кроме «Илиады»
(III, 51), только в «Одиссее» и имеют моральное значение. То же самое нужно сказать и о
таких терминах, как cleos («слава») и arete («доблесть», «добродетель») . Совершенно
новыми в этом смысле являются термины hosios («священный»), eyergos («честный»),
eyergesie («благодеяние»), theoydes («богобоязненный»). Однако вся эта моральная
новизна
поэмы (приключения Одиссея, поведение Пенелопы, борьба с женихами, поведение слуг)
и, может быть, более поздним происхождением самой поэмы. Но в [179] связи с
соответствующей тематикой можно находить элементы этической терминологии также и в
«Илиаде». Поэтому для решения гомеровского вопроса анализ этической терминологии,
по Мартину Гофману, не имеет никакого значения. Наконец, для правильного понимания
всего огромного значения этической терминологии Гомера надо помнить то, что Мартин
Гофман склонен забывать границы терминологического исследования. Именно
терминология еще не составляет всего языка Гомера и не отражает всех его
выразительных возможностей. Язык вообще не является простой суммой слов, хотя бы эти
слова и были самыми точными, самыми яркими терминами. Поэтому отрицательные
выводы, которые дает терминологический анализ в области гомеровской этики, отнюдь
еще не являются окончательными, и они могут иметь место наряду с положительными
элементами этического мировоззрения. Не входя в подробности, укажем только на ряд
героев, изображенных у Гомера в его Аиде, т. е. в XI песне «Одиссеи».
Тиресий, хотя и пьет кровь перед своим пророчеством Одиссею (98 сл.), тем не
менее ввиду своих высоких моральных качеств вполне сохраняет свой пророческий дар в
том же виде, в каком он имел его и на земле. Таков же Минос, который судит умерших,
приходящих в Аид (568 сл.). Характерно самое проведение этого суда, свидетельствующее
о наличии каких-то безусловных моральных принципов. Несомненно, только
прогрессирующая мораль способна была создать те образы знаменитых грешников,
которые мы находим в Аиде, – Тития, Тантала, Сисифа (576-593). Несомненно, новым
моральным сознанием продиктовано и водворение Геракла на небе ввиду его
общеизвестных и неизмеримых заслуг перед людьми и Зевсом (602 сл.). Таким образом,
как бы мы ни расценивали этическую терминологию Гомера, Гомер, если не в самих
терминах, то, во всяком случае, путем изображения героизма вообще вполне дошел до
морального сознания или находится, так сказать, у самых его истоков. Этот моральный
идеал гораздо более позднего происхождения, чем общегомеровская естественная и
физически непосредственная этически-эстетическая картина жизни.