Гончарный круг
Шрифт:
Сказав это, Митька хотел сразу уйти, чтобы поменьше отнекивались, но Василий остановил его.
— Сядьте-ка сюда, — показал он на табурет возле себя.
— Некогда бы мне.
— Ничего. Долго я не задержу. — Василий распрямился, застегнул ворот рубашки. — Где председатель колхоза?
— В бригадах. Где ему еще быть в такое время?
— Ясно. Ну, так вот, слушайте внимательно: садитесь сейчас на свой драндулет, быстро разыщите председателя и скажите, что снимать сегодня мы будем на веранде Дома культуры. Пусть распорядится освободить ее. Это первое. Второе: найдите
— Ясно… Хотя… У меня ведь и свое начальство есть, тот же председатель колхоза, — начал, было, Савелов.
— А я знаю, кто у кого начальство, — осадил его Василий. — Так что вы не тратили бы время.
Митька не нашелся, что сказать на это, только спросил:
— Косоворотки-то с «петухами» надо?
— С «петухами».
— Как сказано. — Парень нехотя поднялся с табуретки и медленно вышел на улицу. Там с одного качка завел мотоцикл и на полном газу рванул его с места, только трава брызнула из-под колеса.
— Лихач! — улыбнулся Василий, проводив Митьку взглядом.
— Митька-то? Лихой! — согласился Михаил Лукич. — Кого хошь объедет и без мотоцикла.
— Вот и пусть теперь объезжает. Как спина у вас, Михаил Лукич?
— Живет вроде теперича…
— А я бы сейчас упал и уснул. — Василий опять устало расстегнул ворот рубашки.
— Взял да упал. Вон в горницу поди на диван.
— А если снимать начнут?
— Чай, все одно обсохнуть надоть.
— Я сухой, как египетская мумия. Но все равно полежу. Полчасика. Пока вы обсыхаете.
— Мать, постелю ему собери, — распорядился Михаил Лукич. — Да коровы, гляди, на полдни пригнались, чего стряпаешься-то?
Василий пошел за Матреной в горницу.
— Уморили вы руководителя районного масштаба! — вяло пошутил он.
— Не усни, гляди, Вася тама, а то будить будет жалко, — напутствовал его хозяин.
— Нет-нет. Я полежу просто.
— Ну-ну, полежи… После Макарова пара не уснет, чу, Денис! Собери щас вселенский собор, и то не добудишься. Квасной пар! Меня, бывало, батька после квасного пару горшками будил. Придешь, бывало, после бани, ткнешься, где есть, и — мертвое тело. А батя, царство ему небесное, озорник был. Возьмет горшок, потоньше который, звякнет по лбу, и проснусь. «Чего?» — говорю. «Подвинься, — скажет, — тоже, мол, посумерничать надоть». — Михаил Лукич прошел к двери, послушал, ушла ли Матрена доить корову, открыл горку, не глядя, запустил туда руку. Но на крыльце что-то скрипнуло, и он выдернул руку из горки. Открылась дверь, просунулась черная голова Макара.
— Леший-то, напугал меня! — махнул на него рукой хозяин.
— Не блуди, дак пугаться не будешь.
— А ты уж углядел! Колоду-то свою ставь куды-нибудь — на мост али в избу. — И Михаил Лукич снова сунул руку в горку, в самое ее заветное место.
— На-ко вот поставь! Лешая-то твоя за портки держит. Отстань, говорю, Матрена! — Макар задергался в притворе,
Михаил Лукич выхватил из горки поллитровку, сунул ее под рубаху и в два шага очутился на лавке, в красном углу. И глаза свои большие притупил, будто знать ничего не знает.
— Эко, христорадничек какой сидит! Это тебе не копны волокать — Матрене-то отвечать. — Макар вошел в избу довольный, что напугал приятеля. — Щас я ее позову. Эй, Матрена, ну-ко, где ты тута?
— Во-во! — нашелся Михаил Лукич. — Поди-ко, поищи ее, а мы с Денисом щас управимся. Поди-поди!
— Колода, парень, набрякла в бане-то. Токо што вот до стола дойти. — Макар задрал колоду, дескать, гляди, какая она есть.
— То-то, леший вороной! Стопки в горке возьми.
Старики погомонились по дому, собрали маленькую закуску и весело выпили по первой с «легким паром».
— Старики, а ведь вы мне чего-то обещали, — сказал Денис.
— А чего?
— А песни!
— Вота, вспомнил!
— Пока мы одни-то…
— Гость у тебя, Михайла — бородка нижегородка, а ус — макарьевский! Налей-ко вот еще. Вино да водка мужикам дерут глотку.
Денис налил в стопки. Старики хотели чокнуться, но а крыльцо кто-то поднялся, и они, накрыв стопки ладошками, опустили их на лавку, а Михаил Лукич и бутылку спрятал за спину. В избу без стука вошел парнишка в кепке, спущенной на уши, потный до ручейков по щекам — на велосипеде гнал.
— Дедо Миш, тебе письмо дядя Димитрий прислал. Тетка Маня опять девку в капустнице нашарила, — отбарабанил он и спросил без передыху: — А воды у вас нету — пить охота а то.
— Чего она, лешая, плохо рылась в капустнице-то? — спросил Макар.
— А я почем знаю? Тетка Надя Васильева вон дак парня принесла.
— Из магазина, поди?
— Ха, из магазина! — засмеялся парнишка и поднял кепку с мокрого лба, а потом отвернулся — застыдился.
— Ну, дак чего, Михайла? — Макар поднял стопку с лавки. — Имеем-то каким назвали?
— Не разберу, чего пишет. Ну-ко, Дениско, ты погляди.
— Маргарита, кажется. Да, Маргарита.
— Маргарита, мать твою возьми-то! Дак, с Маргаритой тебя, приятель! — И Макар лихо выпил одним глотком. — Хорошая девка будет! Гонца-то, поди, наградить надо.
Михаил Лукич дотянулся до комода, достал лакированную коробку, а из нее шкатулку. И из шкатулки вынул одну маленькую бутылочку.
— Это Димитрию отдашь, Скажи, приду скоро, как управлюсь. А тебе вот свистулю возьми. — И дал парнишке большой глиняный свисток петухом. Надеялся, что внук родится, для него делал. — Приду, скажи, скоро.
Гонец сунул подарки в карманы, опять нахлобучил кепку и скрылся.
Михаил Лукич выставил шкатулку на стол, открыл ее перед гостями:
— Пей, мужики! Матрене одну оставим испробовать, а остальные давай сюды!
— Во, Денис, загуляем-то щас! По экой посудине выцедим! Не с вина, дак с чести закачает! — развеселился Макар, увидев диковинные бутылочки. И хозяин не меньше его разошелся, достал из коробки и оба рога.
— Вота, какие штуковины вырабатывают! — И поболтал рога на цепочках. — Хошь на елку вешай. А, правда, Денис, пошто такие?