Гончарный круг
Шрифт:
Он открыл шкатулку и увидел на белом шелке бутылочки с красивыми наклейками. Коньяк «Кизляр». Пять такусеньких шкаликов — на глоток, поди, каждый. И в шкатулку бумажка вложена: «Дипломанту Всесоюзной выставки достижений народного хозяйства СССР Михаилу Лукичу Болотникову. Выставочный комитет». Да, не всякого так-то почтят.
Он сложил коробку, как была, уважительно оглядел еще раз и убрал обратно в комод, покрыв ее там полотенцем от всякой случайности. Теперь бы вот за круг-от сесть, сейчас бы вот! Он бы и из Кондратьевой глины чего надо навертел. Зря ком-то давеча выкинул. Поди, иссох уж
Михаил Лукич вышел из дому, перебежал улицей и Макаровым огородом на овинник. Макар и Денис, оба враспояску, потные, насаживали на вилы по копне и, только крякнув, вскидывали их над головами и несли к сараю.
— Скудельник-от наш, гляди, повеселел! Поди, обрядился без нас? — Макар подмигнул Денису, щекотнул приятеля озорно, как бабу. — Веселый-то чего, говорю?
— Пошел в баню! — отмахнулся Михаил Лукич.
— Да ничего бы баньку-то истопить. На-ко вот, потаскайся, нечего тезево-то греть!
Михаил Лукич перехватил у Макара вилы и скорым шагом пошел к дальней большой копне, которую Денис собирал для себя. Встал возле нее, поплевал на сухие ладошки, чтобы скользкий навильник не ехал в руках, прихлопнул копну зубьями, потом с выдохом воткнул их в сено так, что почувствовал, как достал до земли.
— С пупка сдернешь, эй! — подзадорил его Макар.
— Свою-то грыжу побереги, — откликнулся Михаил Лукич, разом опрокинул копну вверх дном над головой и почувствовал, что она и впрямь тяжела для него. Видать, сено не досохло. Лишний раз поворошить было лень. Сопреет все, сгорит.
— Сено-то вяленое, куды прячешь-то его? — выговорил он из-под копны, которая плохо уже держалась на весу, садилась ему на голову.
— А ничего, Михайла, ничего! Давай ходом ее, окаянную. Пущай преет — слаще будет. Кому камушком, а мне дак и с душком. Ходом ее, Михайла, ходом! — Макар громко говорил эти слова, как мальчишек задорят на драку. — Ну-ка, Дениска, полезай наверх, ходом Михайла подаст!
Денис быстро вскарабкался на сено, под самую крышу, и только успел развернуться, копна легла к его ногам, но тут же поползла вниз. Не удержал ее старик.
— Щас поддам, — сказал он из-под копны, и голос у него трясся от натуги.
— Погоди, подсоблю! — Макар хотел подбежать на помощь, но запутался колодой в сене, завалился на бок. — Брось ее. Тяжелая ведь, дурень!
Михаил Лукич упер навильник в колено, перевел дух, перехватился и подсунул копну повыше. Денис подхватил ее и откинул в угол, из которого сквозь щель толстым тугим пластом падал в сарай солнечный свет. Михаил Лукич смахнул сено с головы, достал ветку клевера из-за ворота и присел тут же в сарае, потому что ноги ослабли до дрожи. И, чтобы Макар не начал донимать его за это, сделал вид будто озаботился ласточкиными гнездами.
— Дениско, ты щель-от не завали, гляди. Оставь ее. Гнезда, вишь, на стропилах-то. Им, чтобы летка была… И тебе, чтобы время там знать. Свет-от, — ткнул он вилами в пыльный пласт света, — как он сломится, в крышу упрется, так и солнышко, считай, село.
Хитрил старик! С подзадору-то хватил лишку, теперь заговаривает.
— Хватил, Гаврила, не свое мерило? — спросил он приятеля.
— Отстань, не то домой уйду!
— Да посиди, голова. Глядишь, и я с тобой присяду. — Макар сел рядом, обнял приятеля за плечи, подмигнул ему, дескать, молодец ты у меня, Михайла!
— Чего моргаешь-то? Неси сам теперича ходом-то. Али тоже тезево перехватило?
— Тоже, Михайла, тоже. Как тебе.
— А мне чего? Я, мил мой, и не такую еще снесу.
— А валяй-ко!
— Поспорим мы с тобой?
— Осталось там чего от обряда-то? — спросил Макар.
— Больно ты догадливый! Ты на свою спорь.
— На маленькую?
— На «ма-а-ленькую»! — передразнил Михаил Лукич и, почувствовав себя победителем в предстоящем споре, пошел из сарая подобру-поздорову.
— А не снести такую-то другую! — зацепил его Макар.
Михаил Лукич досадливо плюнул в землю, подбежал к сараю, схватил вилы и забегал между копен, подыскивая подходящую. Но крупных больше не было. Он сгреб две средних копешки, насадил их на вилы. Насадились они неровно, повели его в сторону. Он бросил сено, снова воткнул в него вилы и доволок до сарая, уронив копну на порог.
— На вота, Макарушко! — трудно выговорил он, попробовал вытащить вилы из сена и не смог.
Макар молча махнул Денису рукой, чтобы тот слезал с верхотуры, концом колоды пораскидал сено перед воротами, захлопнул их, припер вилами и пошел с овинника в деревню.
— Чего это он? — спросил Денис.
Михаил Лукич только слабо улыбнулся. Он не знал, что ответить, да и не говорилось ему — видать, надсадился.
Ужинать сели при лампе. Матрена принесла холодного молока и его хлебали по-деревенски, ложками из общего блюда, накрошив туда хлеба. Один Василий попросил себе парного молока и пил его из кружки, прикусывая батоном. Хозяин ел мало — ложка тряслась в руке и горечь какая-то встала во рту.
Пришел Макар. Молча поставил на стол поллитровку и сел рядом с Михаилом Лукичем. Василий чего-то хотел сказать насчет завтрашнего дня, но Денис остановил его взглядом. Он и Матрену Ивановну увел за переборку и тихо там сказал, чтобы она не бранилась — так надо, у стариков свои счеты сегодня.
Гости вышли на улицу покурить перед сном, присели на остывающие ступеньки крыльца.
— Поспорили они сегодня у сарая, — объяснил Денис Василию. — Макар проспорил. Боюсь только, что дядя Миша поднадорвался.
— Ох уж эти мужики! Вечно они меры не знают, — вздохнул Василий.
— Там было дело чести, я не стал их останавливать.
— Тоже мне рыцари!
— Ну, вот так вот, — неопределенно возразил Денис.
В деревне густела темнота, над головой накрапывали звезды, ровно и неярко посвечивали окна деревни. Почему-то Митька не завел сегодня свою «станцию, и в домах горел керосин. Было тихо, и потому каждый возникающий звук слышался определенно. Вот на дворе заворошились куры. Подлетел и закружил рядом комар. Где-то недалеко прыснули смехом девчата, пробасил чего-то парень. А за стенкой негромко запели. Денис поднялся с крыльца, заглянул в окно. Приятели обнялись и, чуть покачиваясь на лавке, выводили какие-то слова.