Гончая. Гончая против Гончей
Шрифт:
Чувствуя, что мне становится дурно от волнения, я не вскрыл ни упаковку, ни пузырек с роковыми, не признающими алкоголь таблетками. Взял только описание дозировки и способа употребления на английском, французском и немецком языках. Свернул бесценную находку и спрятал ее во внутренний карман, ближе к сердцу. Пять раз сделал глубокий вдох и выдох и вернулся в гостиную. И еще в одном я был уверен: или Анелия Искренова рассеяна до глупости, или она действительно не подозревала о существовании чудотворного снадобья, называемого «Sinophenin».
— Ну, как провели время в кладовке? — спросила она меня по-свойски.
— Я повеселился.
— Жаль, если вы не обнаружили никаких улик.
Ее
— Желаю вам успеха! — бросила она на прощание. — Надеюсь, что мы с вами больше не увидимся.
— Именно этого я и не могу вам обещать, — сказал я и галантно поклонился.
Шеф поточил все карандаши — разноцветные, совсем новые, они торчали в металлической вазочке на письменном столе, как колючки ежа. Если Шеф чинит карандаши, значит, у него хорошее настроение; но это, в свою очередь, означает, что он распек кого-то из своих любимых подчиненных. Чужая подавленность всегда вызывает у него прилив благосклонности.
— Как Колев? — спросил он радушно.
— Великолепно. Он вспоминал о тебе с самыми теплыми чувствами. Предложил выписать тебе рецепт на целительный синофенин. Сказал, чтобы ты принимал его раз в день по две таблетки с тремя полстаканами водки. И просил тебя звонить, дабы удостовериться, как ты себя чувствуешь.
— А ты большой юморист, Евтимов, — произнес нараспев Шеф. — Почему бы тебе не опубликоваться в сатирическом журнале?
— Потому что ты отправишь меня досрочно на пенсию, а у меня в доме три женщины… И пенсия мне тоже нужна.
Шеф морщится — он снова воспринимает мои семейные неурядицы как личный упрек (а может, Божидар действительно понимает, что мне нелегко). Начитавшись детективной литературы, люди думают, что наша работа сводится к решению усложненных, логического порядка, задач и что следователь, подобно Ньютону, выжидает, когда упадет с дерева яблоко и ударит его по думающей голове. Это совсем не так. Основные практические действия по расследованию преступления выполняются оперативными службами. По сигналу или согласно указанию они разыскивают преступника, а в случае необходимости следят за ним и собирают вещественные доказательства. Задача следствия — использовать неопровержимые факты, выяснить все детали и заставить преступника сознаться. Потом следователь обязан выявить мотивы (социальные и психологические), побудившие обвиняемого совершить преступление. Как и адвокат, следователь — лицо независимое, пользующееся юридической неприкосновенностью, и никто не имеет права и не может на него воздействовать. Последнее, окончательное решение принимается им сообразно с законом, доказательствами и собственной убежденностью!
Поэтому наша работа, хотя и предопределяет чью-то судьбу, в общем-то скучная. Что касается дела о ПО «Явор», то в данном случае технические службы поработали отлично. Они представили подробный и неопровержимый фактический материал; вот почему Карапетрову удалось сравнительно легко прижать Искренова к стенке. Но даже если бы имелись сведения о каких-то особых контактах Искренова с Безинским, все равно у оперативных служб не было повода рыться в этом мусоре. Как и не было необходимости проводить прямую связь между почти доказанным убийством, полузабытым самоубийством и неистовым желанием Искренова предоставить рынок сбыта двум австрийским фирмам. Мое положение выглядело почти отчаянным, и Божидар не мог этого не заметить. Сейчас мне приходилось быть одновременно следователем и кем-то вроде инспектора уголовного розыска,
— Профессор рад, что ты стал моим начальником, — подыграл я ему, — он считает, что это естественно и справедливо.
— А если Колев ошибается? — спросил неожиданно Шеф.
— Заключение судебно-медицинского эксперта точное и категоричное. А как тебе известно, Колев — великий спец по ядам. Даже мясо в винном соусе его не так интересует, как смертоносная сила некоторых химических элементов.
Пронзительно зазвенел телефон. Шеф поднял трубку и швырнул ее на рычаг, тем самым дав понять своей секретарше, что занят. Я почувствовал себя польщенным, словно мне сделали комплимент.
— Что ты думаешь делать?
— Перечитаю снова Жоржа Сименона.
Божидар даже не улыбнулся.
— Я серьезно, Евтимов.
— Я должен опросить свидетелей. Карапетров меня обнадежил, что это будет несложно. Их трое: супруга Искренова, его личная секретарша из ПО «Явор» и один работяга-удалец, частник-автослесарь, который оказывал Искренову мелкие услуги. Все они были знакомы с Безинским и поддерживали с ним контакт. Мне остается выяснить, имели ли они контакт с чудотворным синофенином.
— Я спрашиваю себя, — Шеф водрузил очки на нос и испытующе посмотрел на меня, — случайно не опечатана квартира, в которой проживал Безинский?
Собственное прозрение показалось ему гениальным, и по его лицу медленно расползлась надменная улыбка.
— Квартира Безинского опечатана случайно, — ответил я спокойно. — У него нет ни братьев, ни сестер, ни прочих наследников… или по крайней мере наследников, о которых он знал. Мать у него умерла три года назад, поэтому райсовет еще не распорядился его имуществом. Они выжидают, вдруг объявится какой-нибудь двоюродный брат. Плохо то, что я уже побывал в этой мансарде; изнутри она напоминает склад Корекома. А еще хуже то, что наши ребята распотрошили ее, как терем-теремок, но, к твоему сведению, не обнаружили ни пузырька с таблетками, ни бесценной упаковки из-под синофенина. Мы даже разобрали телевизор и люстру, рылись в отдушинах — и ничего.
— А ты, оказывается, догадливый, Евтимов, — разочарованно выдавил Шеф.
— Такая уж у меня работа, — ответил я. — Я не начальник, приходится быть догадливым.
— В одном ты прав, — протянул он задумчиво, — бумажка, что ты нашел в кладовке Искренова, еще не доказательство. По крайней мере ее нельзя предъявить суду как вещественное доказательство. Действительно, рановато прижимать Искренова. А как он держится?
— По-дружески… Мечтает сблизиться со мной.
— В смысле?
— Словоохотлив, и я ему не мешаю зализывать свои душевные раны. Самое отвратительное, что он всегда говорит правду — как о собственной персоне, так и обо всех нас. Порой настолько правдив, что мне становится не по себе. Как я тебе уже говорил, у него даже есть собственная философия…
— А у тебя что есть, Евтимов?
— Надежда, — ответил я со вздохом. — Надежда, что я скоро уйду на пенсию.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Мастерская Чешмеджиева находилась за районом Орландовцы, неподалеку от Центрального кладбища с его величественным дыханием, однако от нее вовсе не веяло печалью. В конце перекопанной зеленой улочки цвели липы, кругом носился благословенный аромат весеннего обновления.