Гончие Дзара
Шрифт:
Могущество лейров было велико, но и куаты не до конца утратили связи с предками. Их навыки управления Тенями конечно же не шли ни в какое сравнение с лейровскими, однако и тех скудных умений хватило, чтобы обучить группу воинов противостоять обнаружению и ментальному теневому влиянию. Так появились первые Серые Стражи, которых, после окончания войны и полного разгрома лейров, подмял под себя Риомм. Как, впрочем, и самих куатов.
Больше мне об их истории не было известно ничего.
Не в пример, как выяснилось, Гие, которая с большой охотой хоть и довольно сжато поведала дальнейшую историю братства. Она сказала:
— Восход Метары к власти в Ордене куатов был довольно многоступенчатым.
В ту пору лейры уже считались историей и чуть ли не все поголовно, в том числе и в стане куатов, были убеждены, что больше никогда о них не услышат. После окончания войны Генерал Занди, нашедший и использовавший легендарную Иглу Дживана, заперся на Боиджии, а влияние куатов на Риоммский Сенат и Совет Лордов Тетисс стало постепенно сходить на нет. С уничтожением лейров отпала нужда и в тех, кто был способен их истребить. Серую Стражу сделали тайной полицией Империи, а поток средств в Орден практически иссяк и им пришлось вернуться на Паракс — единственное место в Галактике, где их имя еще хоть что-то значило. На долгое время в Галактике воцарился относительный мир, буквально до Второй войны лейров, случившейся спустя практически полторы тысячи лет и на этот раз ее завершение означало полный разгром лейров и их окончательное истребление.
Как считалось.
— Зло, говорят, невозможно уничтожить навсегда, — слегка высокопарно заметила Гия. — Пройдет время и оно вновь напомнит о себе. Сменятся эпохи, изменится сам облик этого зла, однако суть его деяний останется прежней. Так-то.
— Короче излагай, — нетерпеливо притопнул Аргус.
На что Гия сделала вид, что вовсе его не услышала и просто продолжила рассказ.
По ее словам, Майре Метаре отлично удалось мимикрировать под куата. Никто не знал, откуда она взялась, но в ее руках оказалось немало ресурсов, ставших очень хорошей подкормкой для начавшего хиреть куатского Ордена. Ходили слухи, будто она происходила из весьма обеспеченного тетийсского рода, но доказательств тому добыто не было. Поначалу такая таинственность немало напрягала подозрительных куатов, но после того, как Метаре удалось проникнуть в самое сердце Риомма и обратить нескольких воинов Серой Стражи в куатскую веру, а затем и едва ли не весь Сенат заставить есть со своих ладоней, всякое недовольство внутри Ордена испарилось без следа. Число сторонников Майры росло день ото дня и уже совсем скоро достигло такого количества, что любое ее предложение в Ордене проходило без каких-либо проволочек. Так появились экспериментальные станции на Тиссане и в еще нескольких разбросанных по Галактике колониях, а спустя еще парочку лет Метара уже заняла пост Верховного Претора Ордена куатов. Один только некий Шиан И пытался ей противостоять, но долго он, увы, не протянул.
— Умер? — спросил я, нутром чуя, что это не так.
— Возможно, — заметила Гия. — Он просто исчез. И, как я полагаю, не без помощи нашей драгоценной Метары. Так-то.
Вспомнив то, как эта мерзкая тетка поступила с Мекетом, Ди и со мной лично, я холодно протянул:
— Верховный Претор. Довольно помпезный титул для абсолютно бессовестной и злобной суки.
На что Гия ответила лишь индифферентным пожатием плечами:
— Все же эта сука сделала не так уж и мало. Не без помощи из вне, конечно. Про Мирею Винтерс и Тассию Руэ, сдается мне, вы и сами неплохо осведомлены, так что больше я не вставлю ни словечка. Так-то.
Я удивился: она на что-то обиделась? Но Аргус лишь
— Терцепсия не была ни лейрой, ни куатом и входила в свиту Метары лишь потому, что ее муж частично спонсировал весь этот бедлам.
— Параксанский меценат? — спросил я и тут же мысленно сам себе ответил: Паракс был центром религиозной власти куатов и нет ничего удивительного в том, что им тем или иным образом удалось подмять под себя местную элиту. Планета, где политика и религия тесно переплетены, а единственным истинным верованием считается исключительно куатство, подобное, пожалуй, даже норма.
Я посмотрел Аргусу прямо в глаза:
— Я хочу увидеть, что она покажет. — И с этими словами уже приготовился распустить сети ихора, как вдруг уперся в одно единственное и абсолютно непоколебимое:
— Нет.
Я даже отступил на шаг, изумившись:
— Что значит «нет»? Эту голову нам оставили с явным умыслом, и я хочу выяснить, каким именно. Нельзя же просто…
Однако Аргус, чьи глаза сияли серебристым огнем, оставался непреклонен.
— Не сейчас и не здесь.
Подумаешь беда! Нет ничего проще.
— Ладно. Давай заберем ее на корабль. — И прежде, чем он успел ответить, повернулся к молчавшей, как и обещала, Гие: — У вас не найдется с собой небольшого мешка или чего-нибудь подобного?
Гия открыла рот, возможно, для того, чтобы послать меня куда подальше, но тут Аргус прогрохотал просто нечеловеческим голосом, заставив нас обоих вздрогнуть:
— Никто и ничего с этой головой делать не будет! Понятно?!
На лицо стража было страшно смотреть, но, учитывая, что мне и прежде доводилось сталкиваться с проявлениями его внутреннего зверя, это не особо впечатляло, хоть, стоит признать, часть поджилок все же немного подрагивала. Я невольно отступил еще на шаг, чисто инстинктивно, не разрывая при этом зрительного контакта.
— Зачем же так злиться? — Меня это и впрямь удивляло. — Ты не хуже меня понимаешь ценность этой головы. Ведь так? Понимаешь?
Тон Аргуса не потеплел ни на градус:
— Это ничего не меняет.
— Как это не меняет?! — Я вскинул брови. — Да ведь это же просто кладезь полезной информации!
— А еще это может быть ловушкой. Тот, кто оставил эту голову здесь, едва ли друг мне и уж точно не друг тебе.
— Э-э, погодите-ка, — осторожно вступила в разговор Гия. — А о какой ценности может идти речь? Ведь это просто голова, варварски оторванная притом. Да и к тому же довольно несвежая. Даже странно, что она так неплохо сохранилась.
Я бы и рад был бы дать ей ответ, да все еще не до конца верил в то, что Гия действительно наш союзник. К тому же, если бы мне удалось переспорить Аргуса, она бы смогла увидеть все своими собственными глазами и все объяснения стали бы излишни. Вот только Аргус оказался подлинным упрямцем и уступать не желал ни в какую.
— Риши, я все сказал. К этой голове ты не притронешься.
— Чего ты так бесишься? Боишься, что я узнаю твои тайны?
Его лицо, разумеется, на этом даже не дрогнуло. Он просто отмел мое предложение, как полную чушь.
И все же, интуиция подсказывала, что я попал в самое яблочко. Аргус всегда был очень скрытным и никогда добровольно не делился деталями своей прошлой жизни или хотя бы собственными мыслями. Все сведения о нем я получал только из третьих рук, для чего приходилось прибегать к хитрости и уловкам. А если же мне вдруг случалось подступиться ближе, чем ему того бы хотелось, он тут же выходил из себя, делая все, чтобы снова оттолкнуть меня как можно дальше. И потому из головы никак не выходил один и тот же вопрос: чего Аргус боялся?