Гонка за счастьем

Павлова Светлана

«Погибельные глаза», — подумал он, и сразу вспомнились стихи Николая Заболоцкого, на которые он несколько месяцев назад написал романс:

Ее глаза — как два тумана, Полуулыбка, полуплач. Ее глаза — как два обмана. Покрытых мглою неудач. Соединенье двух загадок, Полувосторг,

полуиспуг. Безумной нежности припадок. Предвосхищена смертных мук. Когда потемки наступают И приближается гроза, Со дна души моей мерцают Ее прекрасные глаза.

Глядя в эти дивные глаза и вспоминая стихи, он застыл как пригвожденный — ничего не понял из сказанного ею. Она выжидающе смотрела на него, а он молчал — время для него остановилось…

Дверь то открывалась, то закрывалась — подозрительно часто.

— Кыш отсюда, не мешайте, убирайтесь, — периодически шипела она, пиная дверь ногой.

«Господи, что за очаровательные, естественные жесты! Такие трогательно-ребяческие!» — пронеслось у него в голове.

— Вы на меня не сердитесь за опоздание? — она умоляюще смотрела — нет, проникала ему в душу… До него, наконец, дошло, что он говорит сам с собой и надо что-то отвечать.

— Сержусь? На вас? Ну как я могу сердиться на такое чудо?! — вырвалось у него.

— Чудо — это я? Что ж, мне это нравится. Пожалуй, я готова с этим согласиться, но если быть честной, то я, скорее, чудо-юдо, чудик, а иногда и чудовище, — она заразительно засмеялась, но тут же оборвала себя, вынула ручку и тетрадь, изобразив серьезность и готовность работать, хотя в глазах еще искрился еле сдерживаемый смех…

В дверь продолжали заглядывать любопытные физиономии, и она предложила:

— Может быть, спокойнее посидеть на скамейке в университетском парке?

Да где угодно, только бы подольше полюбоваться ею!

— Ведите, я не очень-то здесь ориентируюсь. Как вас зовут подруги? Дома?

— Подруги — Маркизой, а дома я — Масюсь, Масюська, почти Мисюсь. Так меня называл папа.

— Называл?

— Да, он в прошлом году погиб в автокатастрофе.

«Бедная девочка, уже пережила такую потерю», — подумал он, а вслух сказал:

— Мне очень жаль, Мариша. Можно, я буду вас так называть?

— Вам можно все, — она многозначительно взглянула на него, и он принял это откровенное кокетство с восторгом и умилением:

«Какая трогательно-неуклюжая попытка — хоть и ребенок, но уже юная женщина, хочет казаться взрослой и так незамысловато, прямолинейно кокетничает…»

Они спустились в университетский сквер и нашли отдаленную скамейку. Разговор начал он, задавая ей какие-то общие вопросы, пытаясь побольше узнать о ней, но, в основном, просто для того, чтобы она могла что-то говорить, а он, без опасения казаться назойливым, мог бы смотреть на нее, любуясь нежным овалом ее лица, тонкой шейкой, кожей, изящными руками… Он изучал ее с жадностью, взглядом охватывая всю сразу, а затем вдруг с восторгом на чем-то останавливался, открывая в ней все новые и новые прелести…

Такого с ним никогда не происходило… Раньше, с женой, все было совсем иное, иначе — проще, конкретнее… с годами все вообще куда-то подевалось и забылось, остались лишь привычка да еще это давящее чувство вечно невыполненного долга перед ней, спасительницей, которое

из-за ее ненасытности невозможно было отработать, уничтожившее все — даже теплоту и дружбу… И еще эта ее вечная бомбардировка любовью…

Его нельзя было назвать пуританином, несмотря на внешне удачный брак и невероятную бдительность жены… В консерваторские же годы он вообще имел репутацию сердцееда, хотя никогда никого не добивался — просто, имея обширные знакомства в театрально-киношном мире, периодически вступал в легкие, без обязательств, отношения или, скорее, уступал, не мог устоять перед непреклонной волей своих кратковременных приятельниц, как правило, раскованных и эмансипированных дам. Нравы в этой среде были вполне свободными, да он и сам никогда не относил себя к монахам и не противился соблазнам. После женитьбы слегка расслабиться оказывалось возможным лишь в тех случаях, когда жена не сопровождала его, а такое бывало не часто. Когда же такой редкий шанс представлялся, все происходило хоть и слегка бездумно, но на вполне рациональной основе — просто вольница в своей среде, по взаимной договоренности, ни на что не претендующие, мимолетные встречи…

Казалось, что жизнь уже ничем не сможет удивить, все переведано-перепознано, пламенные восторги давно закончились, осталось одно — вполне конкретное мужское желание, которое не просто заметно, а семимильными шагами шло на убыль. Но восторженно-светлое состояние, накатившее сейчас, было непохожим ни на что, известное прежде, — впервые…

Заморосил мелкий дождь.

— Пора под крышу, — сказала она. — Ой, а мы ни о чем не успели поговорить… У вас, наверное, столько дел, а я тут со своими глупостями…

— Ну что вы, Мариша, я буду очень рад, если смогу помочь, хотя на сегодня у меня все действительно расписано. Если вы едете домой, я вас подвезу, а вот в следующий раз мы обязательно займемся вашей статьей…

— Большое спасибо… Здорово, что вы на машине, я тоже жутко тороплюсь — в пять встреча с научным руководителем, а у меня, как всегда, полный цейтнот, нужно успеть привести в какую-нибудь систему все примеры…

— Примеры?

— Да, речь идет о материале для одной из этих дурацких курсовых, от которых тошнит…

— Почему дурацких?

— А спросите тех, кто предлагает эти высосанные из пальца темы, с претензией на научный поиск, хотя всем известно, что примеры просто-напросто подгоняются под очередную надуманную теорию. Впрочем, некоторые сокурсники обожают копаться в текстах, выискивая разные тонкости. Но только не я…

— А что бы вы предложили вместо такой системы?

— Изучение еще одного иностранного языка, обязательно с поездкой за рубеж, а также дополнительные гуманитарные курсы — по выбору… и массу письменных эссе с последующими устными презентациями — на самые разные темы, включая и специальные, филологические, чтобы научиться самостоятельно мыслить и толково излагать, а не подтасовывать и заучивать наизусть чужое…

— С таким независимым характером вам, должно быть, не просто…

— Не просто потому, что не туда попала… Нужно было поступать на журфак. Ничего, терпеть осталось недолго, еще полтора года и — свобода… А пока приходится корпеть… Вот и сейчас именно тот самый авральный случай — нужно что-нибудь срочно изобразить… Месяц назад получила отзыв — дословно цитирую свою научную руководительницу: «Хотя материал собран и даже слегка систематизирован, он недостаточно разнообразен и нуждается в более солидном теоретическом обосновании»… В переводе на нормальный русский сие означает — дело дрянь и текст еще сырой. Да я и сама знаю — никуда не годный опус… Но не будем огорчаться, как принято говорить у нас на факультете, а засучим рукава и разложим картотеку заново — авось и осенит… Можно, я оставлю вам свой телефон? Позвоните, когда у вас будет время.