Good Again
Шрифт:
— Когда же я предупредил Тринадцатый о бомбардировке, со мной уже не стали церемониться. Избили до полусмерти, так, что живого места не осталось, — услышав это, она отвела взгляд, и слезы хлынули с новой силой. — Но потом они с помощью лучших докторов соизволили вернуть меня к жизни. Вот тут-то и началась реальная потеха. Они накачивали меня ядом ос-убийц с утра до ночи, показывая видео, в которых ты меня пыталась убить. Ты знала, что у них было даже видео, где Гейл целовал тебя в лесу? Его они припасли мне на десерт, — в голове у меня стало стучать, но я стал глубоко дышать
— Они заставили меня смотреть на то, как бомбят Двенадцатый, на то, как наша пекарня превращается в один сплошной столб огня, в котором все сгорают заживо. При этом они засовывали мне в голову видения того, как ты приказываешь спалить Двенадцатый. На тот момент я был уже полностью готов тебя убить во что бы то ни стало. Но они все еще продолжали своё «лечение». Знаешь, почему они перестали? У меня сердце дважды остановилось, и они решили, что больше яда в мое тело уже не влезет. А я был слишком ценным орудием, чтоб разбазаривать.
Я взял ее за руку и принялся рассеянно поигрывать ее тонкими пальцами.
— И потом меня спасли, и именно Гейл, не кто-нибудь другой, за мной явился. Остальное тебе известно. Так что мне казалось, что пока я восстанавливался после охмора, ты каким-то образом ждала меня, что, может быть, ты уже не была настолько неуверенна в своих чувствах, как на наших первых Играх. Особенно после того, что было на пляже, — Китнисс спрятала глаза, и на её лице отразилось невыносимое смущение. Мы оба помнили тот разговор во время свадьбы Финника. И оба знали, что я тогда в полубреду ей наговорил.
— Порой, Китнисс, мне правда нужно прогуляться, чтобы понять, на каком я свете. Они ведь не просто напихали мне в голову фальшивых образов. Им удалось усилить все мои сомнения, что у меня были. Я тебя люблю, безумно, бесконечно. Но я хочу чтобы и ты меня любила так же, а не так, как любишь теплые ношеные носки, которые тебя согревают в холода, — она улыбнулась мне грустной улыбкой. — А я временами чувствую себя этими ношеными носками.
Она всхлипнула и обняла меня.
— Вовсе я о тебе так не думаю, хоть иногда именно так с тобой и обращаюсь, — она стерла со щеки последнюю, уже подсохшую слезу тыльной стороной ладони. Жест был таким милым, что ради него я мог бы стерпеть еще не те побои. — И я не могу винить тебя за этот страх. Но я ведь выбрала тебя, теперь. Я запросто могла быть с Гейлом, но мне никогда и в голову не приходило заниматься с ним тем, что у нас с тобой было прошлой ночью. И я от его поцелуев я никогда не испытывала этого чувства голода.
Приложив руку к ее щеке, я нежно ее поцеловал. Ее губам было дано прогонять все мои тревоги, я мог лишь ощущать наше касание. Она посмотрела на меня пристально и поежилась, будто впервые увидев.
— Что у тебя с лицом?
Я покачал головой.
— Был приступ. Он стал подкатывать, когда еще мы были вместе.
— Так ты поэтому ушел? — спросила она.
— Это была не единственная причина, но самая, пожалуй, главная, — я улыбнулся ей краешком губ, смущенный тем, как быстро я могу вдруг съехать с катушек. —
— Не надо об этом думать, все позади, — она сделала паузу. — Я думала, ты ушел от меня навсегда.
— Если я и ухожу, то точно не навсегда — я все равно не в силах оставаться вдали от тебя. Да ты и сама это уже знаешь.
Она прильнула ко мне, и ощущение близости ее упругого тела заставило все мои нервные окончания корчиться в сладкой агонии.
— Пойдем домой, Пит, — сказала она.
Я ей кивнул. Это были почти самые лучшие слова, которые мне довелось услышать от нее сегодня.
Она приблизилась губами к моему уху.
— Я люблю тебя, Пит.
А это слова были, бесспорно, самыми лучшими — не только сегодня, вообще.
========== Глава 14: Неправда (POV Пит) Часть 2 ==========
Я был так счастлив, когда привел Китнисс домой, что мне хотелось подхватить ее на руки и закружить, но моя нога меня уже так сильно беспокоила, что пришлось ограничиться крепким объятием и долгим, невероятным поцелуем. Я отпустил ее лишь для того, чтобы она помылась, пока я буду готовить нам ужин.
А так как все было уже готово, то, прихватив с собой блюдо с тортом и еще кое-что из еды, я похромал опять же к Хеймитчу. После событий сегодняшнего дня ничто не могло удержать меня от широких жестов. Завидев меня снова, он чуть было не зарычал, но я решил не обращать на это внимания и просто водрузил свою ношу на стол.
— Тут ещё и торт, специально для тех, кто не просыхает, — он ухмыльнулся в ответ на мою подколку, снял крышку с блюда и стал жадно поглощать содержимое, я же принялся собирать грязную посуду, которая перекочевала сюда из моей кухни.
— Раз ты здесь, живой и еще способный что-то готовить, я так понимаю, что у вас, ребята, снова мир и все в полном ажуре, — промямлил он, не переставая жевать сырную булочку.
— Ага. Спасибо. Полезно все увидеть… в новом свете, — сказал я.
— Полезно иногда включать мозги, — он наблюдал, как я складываю тарелки. — Оставь их. Я сам тебе их занесу попозже, — предложил он с нетипичной для него щедростью.
Я весь напрягся, почувствовав, как румянец залил мне шею.
— Не стоит, не сегодня, — из-за его косого взгляда я стал еще заметней заикаться. — Мы собираемся сегодня сразу лечь и… — я снова запнулся.
Он демонстративно досадливо уронил вилку, избегая на меня даже смотреть.
— Вот, чтоб тебя, зачем было мне портить аппетит…
— Да просто… спать… то есть… мы, знаешь ли, устали… — я остро ощущал, что от смущения весь уже стал пунцовым.
— Ага, ну, в общем, хрен с ним. Просто вали отсюда. Увидимся как-нибудь на той неделе, — продолжил Хеймитч, активно подчищая тарелку.
И я, захватив посуду, смылся подобру-поздорову, сгорая со стыда. Еще бы — я чуть ли не прямым текстом заявил ему о своих намерениях, что было не вполне прилично. Хоть я и проболтался ему кое о чем до этого, это было по крайней мере постфактум. Я застонал и порысил обратно, домой.