Google для разбитых сердец
Шрифт:
Черт, что за долбаный кошачий концерт? Я сажусь в постели. На часах шесть. Роб поет в душе. Звоню в больницу. Никаких перемен, сообщают мне. Бабушка по-прежнему без сознания. Я сижу на кровати и тупо пялюсь в пространство.
Входит Роб, похожий на рекламу пенки для бритья. Он сияет от чистоты и пахнет гелем для душа. Вокруг пояса у него обмотано полотенце.
– Привет, Кролик! – орет он. – Проснулась?
Я потираю лоб.
– Роб, ты еще долго намерен жить у меня? – спрашиваю я.
Он перестает вытираться и смотрит на меня с недоумением, как
– Что случилось, Кролик? – спрашивает он, опускаясь рядом со мной на кровать. – Ты сердишься, потому что я поздно прихожу с работы?
– Нет.
Роб пытается меня поцеловать, но я встаю.
– Я просто думаю, что у нас еще ничего не решено. И пока ты живешь здесь, нам будет трудно разобраться в своих чувствах. Понимаешь?
Роб опускает голову.
– Я хотела спросить, когда Сэм наконец переедет?
– Я как раз хотел поговорить с тобой об этом, – отвечает Роб, и глаза его сияют щенячьим простодушием.
– Я тоже кое о чем хотела поговорить. Ты, случайно, не заходил на мой сайт?
– Что?
– Кто-то зашел на мой сайт и оставил комментарий под моим именем. В тот вечер, когда ты пришел, сайт был открыт. Ты сказал, что даже в него не заглядывал. Но я не представляю, кто, кроме тебя, мог это сделать.
Роб вскидывает голову. На его ресницах висят капли воды, вода капает с волос на загорелую грудь. В солнечном свете глаза сияют ослепительной голубизной.
– Сдаюсь. Я должен сделать чистосердечное признание. – Он вскидывает руки, словно просит пощады.
– Что?
– Я действительно зашел на твой сайт и кое-что там написал.
– Значит, это и правда был ты…
Я чувствую, что мне нечего сказать. Слова тут бессильны. Хорошо бы с размаху двинуть его по морде. Нет, лучше по яйцам.
– Но зачем? Зачем ты это сделал?
– Хотел отвадить от тебя этого наглеца Макса, зачем же еще, – усмехается Роб. – Какое право он имеет посылать свои косноязычные вирши моей девушке! Вообразил себя этаким романтическим героем, который изъясняется исключительно рифмами. Я не хочу, чтобы в наши отношения кто-то встревал, будь он хоть трижды поэт. Пусть катится ко всем чертям и пишет стишки кому-нибудь другому.
– Эти стихи написал не он. Это Йейтс.
– Кто-кто? Впрочем, плевать!
– Ты с ума сошел! – визжу я, наконец выйдя из ступора. – Как ты смел вмешиваться в мою личную жизнь!
– Послушай, Кролик. Твоя личная жизнь – это я. Я люблю тебя и буду за тебя бороться. Тут все самцы похожи, и люди, и медведи…
– Медведи не поступают так низко! Как ты смел!
Роб подходит ко мне и обнимает за плечи. Я ощущаю прикосновение его мускулистой груди. Его накачанные бицепсы напрягаются, когда он теснее прижимает меня к себе.
– Убирайся прочь! – ору я и пытаюсь его оттолкнуть.
– Кролик… Не сердись… Мне очень жаль, что я тебя расстроил… Прости меня, хорошо? Клянусь, я больше так не буду!
Я толкаю его изо всех сил. Полотенце падает на пол. Какую-то долю секунды я смотрю на его мужские стати. Он действительно классно оснащен и слишком хорошо это знает.
– Теперь я понимаю, что поступил неправильно, – воркует он. – Но я исправлюсь.
– Неправильно – это слишком мягко сказано! – задыхаюсь я от ярости. – Ты поступил отвратительно! Я не знала, что ты держишь мою жизнь под контролем! Не знала, что ты способен на такую подлость!
– Мне казалось, в этом нет ничего особенно подлого. Теперь я вижу, что был не прав, – бормочет Роб и пытается придать своему красивому лицу пристыженное выражение.
Отвратительная догадка проскальзывает мне в душу, как жетон в щелку автомата.
– Скажи, ты знал, что он будет в галерее? Ты потащил меня туда специально?
Роб поджимает губы и лукаво улыбается.
– Черт, черт, черт!
– Вив, я же сказал, что признаю свою ошибку. И попросил прощения. Понимаешь, искушение было слишком сильным. Когда я узнал, что этот тип будет вечером в галерее, мне захотелось воспользоваться случаем. Честное слово, я сделал это ради тебя. Ради твоего блага. Ради нашего будущего. Иногда ты сама не понимаешь, чего хочешь. И я вынужден приходить к тебе на помощь!
Последние слова он кричит мне в спину. Я несусь в кухню и ставлю на плиту кофейник. Ярость, обида, отчаяние не дают мне дышать. Этот гад разбил мне жизнь и теперь имеет наглость утверждать, что сделал это ради моего блага! Я бросаюсь к ноутбуку, щелкаю мышью. Ничего. Ни слова от Макса.
Кофе кипит, я выливаю его в чашку. Входит Роб, он полностью одет – рубашка в мелкую сиреневую клеточку, отлично сшитые серые брюки. Он подходит ко мне вплотную, смотрит, не говоря ни слова. Я чувствую, что вот-вот взорвусь от ненависти. Господи, я не могу его видеть, не могу! Слезы текут по моим щекам.
– Кролик, детка, не плачь! – Он берет из моих рук чашку с кофе, ставит на стол и привлекает меня к себе.
Неожиданно для самой себя я обнаруживаю, что рыдаю на его клетчатом плече.
– Прости меня, прости, – мурлычет он, сжимая меня в объятиях. – Я последний кретин. Слушай, если хочешь, сейчас же позвоню и все расскажу.
Я отталкиваю его.
– Если ты меня простишь, я даже куплю какую-нибудь его мазню, – улыбается Роб.
– Вижу, ты так ничего и не понял, – цежу я.
Роб глядит на часы.
– Ну хватит, Вив. Успокойся.
– Ты не имеешь понятия, что такое дружба, любовь и доверие. Для тебя все это пустые слова.
– Ты ко мне несправедлива, Вив. Я люблю своего маленького Кролика.
– Ты даже не знаешь, что это такое – любить.
– Вив, ну зачем устраивать трагедию из-за пустяков. Давай забудем об этом маленьком недоразумении. Все живы и здоровы, а это главное, верно? Мы вместе, и дела идут отлично. Надо радоваться жизни.
– Ошибаешься. Во-первых, здоровы не все. Моя бабушка лежит в больнице в тяжелом состоянии. Во-вторых, мои дела идут вовсе не отлично. Я, того и гляди, останусь без работы. В-третьих, я по твоей милости лишилась лучшего друга. По-твоему, у меня есть основания радоваться жизни?