Google для разбитых сердец
Шрифт:
Утром в больничной палате царит суета. Все занавески у кроватей раздвинуты. Ночная смена заканчивается. Проходя мимо кровати, где вчера лежал похожий на мумию старик, я вижу, что она пуста. Медсестра убирает постель. У бабушкиной кровати сидит Реджи. Он держит бабушку за руку. Я подхожу и молча становлюсь у него за спиной.
– Я хотел срезать рододендроны и принести их сюда, но потом передумал. Я знаю, что ты их любишь, дорогая, – говорит он, не замечая меня, и гладит руку бабушки своей огромной шершавой лапой.
Потом
– Она не слышит, – говорю я.
– О Вив, здравствуй, милая.
Редж вскидывает голову и смотрит на меня из-под мохнатых бровей.
– Ты права, конечно… но иногда мне все же кажется, что она меня слышит… это как-то успокаивает…
Он смущенно улыбается, обнажая пожелтевшие от никотина зубы. Я подхожу к постели, поправляю одеяло, кладу цветы на столик. Касаюсь губами бабушкиной щеки, сухой и теплой.
– Давно вы здесь? – спрашиваю я Реджа.
– Примерно час.
– Вы можете идти, если хотите. Я посижу с ней.
На его лицо набегает тень. Он бросает на бабушку тоскующий взгляд.
– Я… я бы хотел остаться, если ты не возражаешь. Я обещал, что буду с ней все время. Она ненавидит больницы.
– Я знаю, – киваю я. – Пойду принесу еще один стул.
Редж вновь начинает ворковать, а я иду за стулом в дальний конец палаты. Почему бы этому старому ловеласу не убраться восвояси и не оставить меня наедине с бабушкой? Я ставлю стул с другой стороны кровати, беру бабушкину руку и целую.
– Доктор уже заходил? – спрашиваю я.
– Нет еще, – отвечает он с печальной улыбкой и смотрит на меня настороженно, как на незваную гостью.
– Редж, почему вы не вызвали врача, как только она почувствовала себя плохо?
– Она… она не хотела… не позволяла мне.
– Надо было настоять, – говорю я, слегка нахмурившись, и смотрю на синяк, темнеющий на бабушкином локте.
– Ты же знаешь, детка, переубедить Еву невозможно, – улыбается Редж.
– Надо было просто позвонить врачу, и все! Нельзя было доводить ее до такого состояния.
– Ты права, Вив, – вздыхает Редж, поглаживает бабушкину руку своим толстым, как сарделька, большим пальцем и целует ее.
Я борюсь с желанием дать ему пинка под задницу. Хочется остаться с бабушкой наедине.
– Расскажите о чем-нибудь, Редж, – говорю я. – Например, о том, как вы флиртовали с бабушкой, когда дедушка был жив.
Он откидывается на спинку стула и шумно вздыхает. Господи боже, ну и самообладание.
– Я всегда любил ее, Вив. С того самого дня, как увидел впервые.
– Э… я спрашивала не про то.
– А она… она любила твоего дедушку.
– Но он ведь часто уезжал, правда? И тогда вы могли
На виске у Реджа начинает пульсировать синяя жилка.
– Сейчас не лучшее время, чтобы ворошить прошлое, Вив, – говорит он почти шепотом.
– А я думаю, время самое подходящее. Вы сидите здесь с таким скорбным видом, словно она – любовь всей вашей жизни.
Респиратор шипит. Кто-то из обитателей палаты надсадно кашляет.
– Мы собирались… то есть собираемся… до того как она заболела, мы решили пожениться.
– Господи! Вот это новость так новость! Можно узнать, зачем? – саркастически ухмыляюсь я.
Красные глаза Реджа с обожанием глядят на бабушку из-под морщинистых век.
– Если ты спрашиваешь об этом, Вивьен, значит, ты никогда не любила, – едва слышно роняет он, сокрушенно качает головой и встает. – Ты не знаешь, что это такое. Просто не знаешь.
Редж поворачивается и, понурившись, бредет прочь. Я добилась своего. Осталась наедине с бабушкой. Но этот старый козел задел меня за живое. Подумать только, они решили пожениться! А бабушка ни словом не обмолвилась. Пытаясь прогнать неприятное чувство, я встаю и провожу рукой по ее волосам. Волосы жирные. Когда она очнется, я обязательно их вымою. Ее ресницы кажутся без туши жалкими и бесцветными. Надо будет купить ей немного косметики. На бабушкиной щеке расплывается капля влаги, и только тут до меня доходит, что я плачу. Я смахиваю каплю большим пальцем.
Как он смел сказать, что я никогда не любила. Я любила и люблю. И я знаю, каково это – терять человека, которого любишь.
Через какое-то время я выхожу в коридор и, ориентируясь по запаху, нахожу больничную столовую. Полагаю, мне необходимо что-нибудь съесть. Еда выглядит до крайности убого и неаппетитно. Посетители уныло тащат подносы или с обреченным видом сидят над тарелками. Хоть это и больничная столовая, по-моему, она могла бы быть местечком повеселее. Пожалуй, стены неплохо выкрасить в какой-нибудь жизнерадостный цвет, например в оранжевый. И уж конечно, прилавки должны ломиться от всяких вкусностей – при условии, что они не противоречат идее здорового питания.
Я беру кофе, сэндвич непонятно с чем, сажусь за свободный столик, набираю номер Макса и слушаю его автоответчик. На третий раз я решаюсь оставить сообщение.
– Привет, Макс, это я. Догадываюсь, что ты не хочешь со мной разговаривать. У тебя есть для этого веская причина. Но может, ты все-таки позволишь мне объяснить, как все произошло? К тому же в последнее время у меня возникли кое-какие проблемы… в общем, мне нужна помощь друга, а мой лучший друг – это ты. Или ты намерен отказаться от этого почетного звания? Надеюсь, что нет… Макс, прошу, позвони мне.