Горбун, Или Маленький Парижанин

Феваль Поль Анри

Как порядочный человек, граф Тулузский 106 честно покорился. Герцогу Мэнскому и его супруге пришлось искать поддержки за границей.

Говорят, что когда поэт Лангранж сочинил сатиру под названием «Филиппики», регент настоял, чтобы герцог де Сен-Симон, в то время бывший его другом, прочитал ему эту поэму. Регент без малейшего неудовольствия, даже со смехом прослушал пассажи, в которых поэт, смешивая с грязью личную жизнь его самого и его семьи, изобразил Филиппа сидящим во время оргии рядом с собственной дочерью 107 . Однако он зарыдал и даже упал в обморок, когда услышал строчки,

в которых он обвинялся в последовательном отравлении всех потомков Людовика XIV. И он был прав. Такого рода обвинения, даже являясь чистой клеветой, оставляют глубокий след в умах черни. «Нет дыма без огня», — как сказал великий Бомарше, умевший вовремя остановиться.

106

Тулузский, Людовик Александр, граф (1678-1737) — сын Людовика XIV и госпожи де Монтеспан.

107

Поэт зашел в своих стихах и дальше (примеч. автора).

Наиболее беспристрастно рассказывает о регентстве историк Дюкло 108 в своих «Секретных мемуарах». Он приходит к следующему выводу: без банка Лоу регентство герцога Орлеанского длилось бы недолго.

Юный король Людовик XV был предметом всеобщего восхищения. Воспитание его было доверено людям, относившимся к регенту враждебно. Кроме того, даже у людей заинтересованных возникали известные сомнения относительно его честности. Время от времени появлялись опасения, что правнук Людовика XIV погибнет так же, как уже погибли его отец и дядя. Лучшего повода для всяческих заговоров и придумать было нельзя.

108

Дюкло, Шарль Пино (1704-1772) — французский писатель, автор «Секретных мемуаров о правлении Людовика XIV и Людовика XV».

Естественно, герцог Мэнский, господин Виллеруа, принц Челламаре, господин де Виллар, Альберони, а также вся бретонско-испанская партия интриговали не ради собственной пользы. Вот еще! Они старались оградить юного короля от вредных влияний, сокративших жизнь его родственникам.

Вначале Филипп Орлеанский мог противопоставить всем нападкам только свою беззаботность. Ведь лучшие фортификационные сооружения делаются из мягкой земли. Простой матрац гасит удар пушечного ядра гораздо надежнее, нежели стальной щит. Под прикрытием своей беспечности Филипп Орлеанский мог спокойно спать довольно долго.

Когда нужно было показаться, он показывался. А поскольку у окружавших его врагов не было ни мужества, ни доблести, ему было довольно лишь показаться.

В те времена, когда происходила рассказываемая нами история, Филипп Орлеанский находился еще под защитой своего матраца. Он спал, и крики толпы нимало не тревожили его сон. А толпа — Господь свидетель! — шумела довольно громко рядом с дворцом, прямо под его окнами. У толпы было что сказать регенту: помимо высказываемых ею гнусностей, не достигавших цели, помимо обвинений в отравлении, оспариваемых самим существованием молодого Людовика XV, Филипп Орлеанский давал и другие поводы для злоречия. Вся его жизнь представляла собой постоянный скандал; Франция во время его регентства стала походить на судно без парусов, влекомое на буксире другим кораблем. Этим другим кораблем была Англия. И наконец, несмотря на успех банка Лоу, любой человек, взявший на себя труд предсказать близкое банкротство Франции, не испытывал недостатка в слушателях.

В этот вечер в саду регента было немало людей, полных энтузиазма, однако и недовольных насчитывалось предостаточно: в их число входили политики и финансисты, люди умственных занятий и представители знати К последней категории, состоявшей из тех, кто блистал в молодости

при Людовике XIV, принадлежали и барон де ла Юноде, и барон де Барбаншуа. Эти старые развалины утешали себя тем, что поминутно заявляли, будто в их времена дамы были красивее, мужчины остроумнее, небеса — голубее, ветры — ласковее, вина — вкуснее, слуги отличались большей преданностью, а трубы не так дымили.

Такого рода невинная оппозиция была известна еще во времена Горация, который называет некого сатирика-придворного «laudator temporis acti» 109 .

Но оговоримся сразу: в этой блестящей, смеющейся и расфранченной толпе разговоров о политике почти не было; люди в бархатных масках то и дело пересекали двор, разглядывали убранство сада и собирались в основном на поляне Дианы. Все находились в праздничном настроении, и если имя герцогини Мэнской и срывалось у кого-то с губ, то лишь в виде сожаления по поводу ее отсутствия.

109

Ревнитель старины (лат.).

Начались торжественные выходы. Герцог Бурбон шествовал под руку с принцессой Конти, канцлер Агессо вел принцессу Палатинскую, лорд Стерз, английский посланник, позволил взять себя под локоток аббату Дюбуа. Внезапно по салонам, садам и аллеям пронесся слух, заставивший публику забыть об опоздании регента и даже отсутствии самого великого господина Лоу: в Пале-Рояль прибыл царь! Русский царь Петр вместе со своим провожатым маршалом де Тессе и тридцатью гвардейцами, которым было поручено не оставлять его ни на минуту. Задача не из легких! Петр Великий был человеком порывистым, часто поддававшимся своим внезапным причудам. Тессе и гвардейцам порою стоило немалых усилий отыскать его, когда он ускользал от их почтительного наблюдения.

Царь остановился в особняке Ледигьер, неподалеку от Арсенала. Регент принял его замечательно, однако парижане никак не могли насытить свое любопытство, возбужденное до крайности прибытием столь экзотического монарха, так как последний терпеть не мог, когда к его особе проявляли интерес,

Если прохожие собирались возле дома, он посылал беднягу Тессе с приказом их разогнать. Несчастный маршал предпочел бы проделать дюжину военных кампаний, только бы избавиться от царя. Из-за оказанной ему чести охранять московского государя он постарел на десяток лет.

Петр Великий прибыл в Париж, дабы завершить образование, необходимое государю-реформатору и основателю. Регент был против этого неприятного визита, но ему пришлось смириться, и он решил хотя бы поразить царя великолепием своего гостеприимства. Это оказалось делом нелегким; царь не желал быть пораженным. Войдя в роскошную спальню, которую подготовили для него в особняке Ледигьер, он велел поставить посередине походную кровать и спал только на ней. Он бывал где угодно, заходил в лавки и дружески беседовал с торговцами, но — инкогнито. Любопытные парижане никак не могли его поймать.

Именно поэтому, а также благодаря невероятным сплетням о русском царе любопытство парижан дошло до исступления. Счастливчики, ухитрившиеся бросить взгляд на Петра, так описывали его облик: высок, хорошо сложен, несколько худощав, рыжеватый, смуглолицый шатен, весьма живой, глаза большие и выразительные, взгляд пронизывающий, порой свирепый. В самые неожиданные моменты лицо его кривилось от нервного тика. Это приписывали тому, что в детстве конюший Зубов опоил его ядом. Когда он хотел проявить любезность, лицо его делалось милым и привлекательным. Однако цена благосклонности диких зверей всем известна. Самое популярное существо в Париже — это медведь из зоологического сада, поскольку он являет собой пример добродушного чудовища. Для парижан того времени московский царь был зверем гораздо более необычным, фантастическим и неправдоподобным, чем, скажем, медведь или голубая обезьяна.